Он сожалел о том, что не довёл до конца дело партийных реабилитаций и не отменил приговоры по процессам 1936 — 1938 годов, а отправил в архив выводы специальных комиссий. Очень сожалел Хрущёв о громких идеологических кампаниях 1962 — 1963 годов против абстракционистов и во всём этом обвинял Ильичева. «Ему (Ильичеву. — Р. М.) нужен был пропуск в Политбюро», — говорил Хрущёв. Вместе с родными на дачу приезжали иногда и художники, среди них и те, кого Хрущёв когда-то распекал в Манеже. Теперь Он подолгу и спокойно разговаривал с ними. Он был очень тронут, когда Эрнст Неизвестный прислал ему в подарок книгу Достоевского «Преступление и наказание» со своими оригинальными иллюстрациями.Первые два года жизни в отставке были для Хрущёва наиболее трудными. Но позднее он привык к своему положению пенсионера и становился всё более общительным. Он стал чаще ездить в Москву и прогуливаться по её улицам в сопровождении жены и охраны, стал посещать концерты и спектакли в театрах. Так он с интересом посмотрел пьесу М. Шатрова «Большевики» в театре «Современник». Пьеса понравилась ему, и он выразил желание побеседовать с её автором и с режиссёром театра О. Ефремовым. Беседа состоялась в кабинете режиссёра. У Хрущёва имелось лишь одно замечание: заседание Совнаркома в Кремле происходит без участия таких лиц, как Каменев и Бухарин. «Мы хотели их реабилитировать, — сказал Хрущёв, — да вот Торез помешал».Располагая досугом, Хрущёв стал много читать. У него имелась громадная личная библиотека, он мог получать в прошлом любые из выходивших в стране книг. Иногда Никита Сергеевич смотрел телевизор. Неожиданно для родных он стал слушать иностранные радиопередачи на русском языке. Часто по вечерам слушал «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну», глушение которых не проводилось по его же инициативе. Из этих передач он узнавал о многих событиях в нашей стране и за границей и комментировал их. Искреннее негодование вызвали у него попытки реабилитировать Сталина, которые так настойчиво предпринимались во второй половине 60-х годов. Хрущёв неодобрительно отзывался о процессе Синявского и Даниэля и, напротив, с симпатией следил за первыми проявлениями движения диссидентов, которое на ранней стадии шло в русле протеста против частичной реабилитации Сталина. Об академике Сахарове Хрущёв говорил с симпатией, вспоминая свои встречи с ним и сожалея о резком конфликте 1964 года, связанном с вопросом о Лысенко. К разоблачению и падению Лысенко Хрущёв отнёсся спокойно и не пытался защитить этого лжеучёного. Сложным оказалось отношение Хрущёва к Солженицыну, о котором шло так много разговоров в 60-е годы. Только теперь он прочитал роман «В кругу первом». Роман не понравился Хрущёву, и Никита Сергеевич сказал, что никогда не позволил бы его напечатать. Здесь была граница, за которую он не способен был перейти. Он стал более терпимым, но не превратился в сторонника плюрализма в культурной и политической жизни. Однако он не жалел, что помог несколько лет назад публикации повести «Один день Ивана Денисовича». «Может быть, я ненормальный, может быть, все мы ненормальные. Но ведь Твардовский не был ненормальным, а он не раз говорил, что эта повесть великое произведение и что Солженицын большой писатель». Хрущёв часто и с большим уважением говорил о Твардовском, просматривал все номера «Нового мира», читал в них повести и романы Ф. Абрамова, В. Тендрякова, Ч. Айтматова, Б. Можаева. Хрущёв любил поэзию Твардовского — она была ему понятна. Но Пастернака он понять не мог, хотя и жалел об ожесточённой кампании против Пастернака, поднятой в 1959 — 1960 годах. Часто перелистывая стихи поэта, Хрущёв бросал чтение: такая поэзия ему была чужда.Узнав от родных о бегстве на Запад дочери Сталина, Светланы, Хрущёв не поверил этому. Он давно знал Светлану Аллилуеву, встречался с ней. Для Хрущёва казалось очень важным, что Светлана, в отличие от сына Сталина, Василия, публично поддержала решения XX и XXII съездов партии и выступила по этому поводу на одном из партийных собраний. «Она не могла бежать из СССР Вы не знаете, насколько она была предана коммунизму. Здесь какая-то провокация». Но, услышав по «Голосу Америки» подробности бегства Аллилуевой, Хрущёв был уязвлён и потрясён. Он долго не хотел ни с кем говорить об Аллилуевой.Неодобрительно отзывался Хрущёв об интервенции советских войск в Чехословакии. «Можно было сделать как-то иначе, — говорил он. — Это большая ошибка». Рассуждая о событиях в Венгрии, Хрущёв доказывал, что в Венгрии всё происходило иначе. Венгрия была в годы войны противником СССР, там уже находились советские войска, и там действительно стала побеждать контрреволюция и начинали убивать коммунистов. А в Чехословакии коммунисты прочно держали власть в своих руках. Хрущёв часто хвалил Яноша Кадара, напоминая о том, что именно он, Хрущёв, одобрил выбор Кадара. С большим беспокойством следилХрущёв за перипетиями «культурной революции» в Китае и военными столкновениями на советско-китайской границе Он не доверял китайским лидерам и с неприязнью говорил о них. Но он одобрял первые шаги к разрядке с Западом, начатые в 1969 — 1970 годах.Со временем Хрущёва стала обуревать жажда деятельности. Неожиданно для родных он увлёкся фотографированием. Обеспечив себя фотопринадлежностями, он добился немалого мастерства в фотографии. Правда, он оставался очень ограничен в выборе объектов для фотографирования. Чаще всего это была сама природа: поле, ветки деревьев, цветы, птицы. Однако и теперь главным увлечением Хрущёва оставалось возделывание земли — сад и огород.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107