Но как тот отнесется к столь неожиданному и не слишком радостному повышению? Как сказать ему об этом?
Клебер и без того не любил Бонапарта, и разговор предстоял тяжелый. Последний назначил встречу, но затем ограничился тем, что оставил письмо с инструкциями. А Дезе он приказал вернуться во Францию, воспользовавшись зимней непогодой.
Наполеон продиктовал три записки о положении дел и своих планах, в которых изложил принципы управления Египтом (араб – враг турок и мамелюков; нужно «убедить мусульман в том, что мы любим Коран и уважаем пророка»; Мурад-бея и Ибрагим-бея можно сделать союзниками французов, возведя их в княжеское достоинство, а других беев – произведя в генералы и вернув их владения (сам Бонапарт не смог этого добиться, но предлагал другим) и т. д.).
Он говорил о торговле и фортификациях, портах и столицах, о лазаретах и санитарных правилах, о форме солдат, которую следует видоизменить в соответствии с местными традициями.
Продолжал надеяться на улучшение отношений с турками, которые «хорошо знают, что нас интересует не их территория, а Индия; что мы не стремимся унизить на берегах Нила полумесяц, а преследуем там английского леопарда».
И понимал, откуда придет погибель: «Со взятием Александрии Египет будет потерян для Франции».
Его последний приказ был короток и сух. Он не содержал и малой толики былой наступательной мощи: «Солдаты, известия, полученные из Европы, побудили меня уехать во Францию. Я оставляю командующим армией генерала Клебера. Вы скоро получите вести обо мне. Мне горько покидать солдат, которых я люблю, но это отсутствие будет только временным. Начальник, которого я оставляю вам, пользуется доверием правительства и моим».
Как Наполеон подытожил свои деяния?
С обезоруживающей простотой произносит он следующие слова, побеждающие жестокую реальность: «Он отплыл из Тулона 19 мая 1798 года. Следовательно, он находился вне Европы 16 месяцев и 20 дней. За этот короткий срок он овладел Мальтой, завоевал Нижний и Верхний Египет; уничтожил две турецкие армии; захватил их командующего, обоз, полевую артиллерию; опустошил Палестину и Галилею и заложил прочный фундамент великолепнейшей колонии. Он привел науки и искусства к их колыбели».
Разве ни с той же интонацией скажет он о гибельной кампании 1812 года: «Я разбил русских во всех пунктах»? или о Лейпцигской баталии, в которой окончательно потеряет Европу («Французская армия вышла победительницею»)?
Жизнь не согласуется со словом? Тем хуже для нее!
Планы колонизации Египта провалились. Кто мог теперь мечтать, например, о поставках египетской пшеницы во Францию? Однажды Бонапарт опрометчиво пообещал армии завезти в Африку парижских проституток, но оказался неспособным выполнить даже это.
«В это время поползли слухи, – вспоминает Рустам, – что Бонапарт решил вернуться во Францию. Он сказал своему переводчику господину Элиасу, чтобы тот отобрал мамелюков для службы у него. И вот господин Элиас пришел к Аль-Бакри в гости и выбрал для генерала двух мамелюков. А мне сказал, что если я захочу, он может устроить меня при Наполеоне. И даже добавил:
– Французы народ добрый, и все христиане».
Вскоре Рустам стал слугой Бонапарта, и они поехали в Александрию.
«Часам к десяти вечера мы добрались до какого-то местечка между Александрией и Абукиром и здесь, на берегу Средиземного моря, разбили палатки, велели готовить ужин. Я заметил в открытом море два военных корабля и спросил мосье Евгения, адъютанта главнокомандующего, что это за корабли и кому они принадлежат. Но мосье Евгений не хотел говорить мне правду и сказал, что это турецкие военные корабли, на самом же деле корабли были французские и прибыли они за нами. Я узнал об этом только вечером, а так как днем было жарко, я пошел искупаться в море. Но за мной тут же пришел дворцовый смотритель… и велел выйти из воды. Я пошел в свою палатку и пока ел, чувствовал вокруг какое-то необычное оживление. Солдаты собирали вещмешки, а кавалеристы передавали своих коней тем, кто должен был остаться.
Я спросил Жобера, одного из переводчиков Наполеона:
– Что все это значит? Все такие веселые…
– Мы едем в Париж – большой и прекрасный город! Эти два военных корабля увезут нас во Францию.
Приказали и мне сдать своего коня. Я взял с собой только небольшой мешок, в котором были две рубашки и кашемировый шейный платок…
И вот вместе с офицерами мы вышли из шатров, сели на челноки, находившиеся на расстоянии четверти мили от палаток, и поплыли к кораблям.
Море было неспокойно, волны стеной вставали над головой и окатывали нас. На этом коротком пути все заболели морской болезнью, а я наоборот, так хорошо себя чувствовал, что все время хотел есть».
«Наконец поздно вечером мы поднялись на корабль и сразу же снялись с якоря. Все, кроме меня, были очень довольны. Я целый день не видел генерала, а все на корабле, чтобы подразнить меня, говорили, что как только приедем во Францию, мне отрубят голову, потому что так поступали мамелюки с пленными французами.
На третий день плавания я кое-как дал понять Жоберу, который владел также и арабским, что мне надо сказать генералу что-то важное. В тот же день меня повели к Наполеону, и он спросил:
– Ну, как дела, Рустам?
Я ответил:
– Неплохо, но вот только не знаю, что будет со мной после.
Он удивился:
– Почему?
– Все говорят, что как только мы приедем во Францию, мне отрубят голову. Если это так, зачем зря мучить меня? Пусть сейчас же сделают то, что хотят.
Генерал с обычным своим добродушием потянул меня за ухо и рассмеялся:
– Глупости они болтают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71