ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Столетие Отечественной, столетье одоления двунадесят языков. И тут возник перед нею капитан Синюк.
Кто он такой? Пехотный офицер, контуженный в последнюю кампанью против турок. От родителей, давно покойных, имел он домик с мезонином. Летом ежевечерне появлялся на городском валу, где пушки времен Полтавы, старее, стало быть, Очакова и покоренья Крыма. Мальчишки не смели их оседлывать в присутствии контуженного Синюка. Гулял он в сопровождении двух мопсиков. Иль слушал, отбивая такт – ногой или рукой попеременно, – военный духовой оркестр. Полковой, 172-го пехотного, где капельмейстер немец Зиссерманн.
Контуженный Синюк жил не внешней жизнью. Однако не скажу, чтоб отвлеченной. Все происходило «здесь и сейчас», как, собственно, и для меня, контуженного жизнью, мы с ним раскланивались, роняя по-военному свой подбородок к кадыку. И расходились, продолжая бормотать. Согласен, на сторонний слух – решительно бессвязное.
Но «связным» он предстал Наталье Розенель. И поняла она, что Бородинское сражение «здесь и сейчас», и не до ордена, жила бы родина. Капитан ей предлагал сыграть на сцене заведения «скажи-ка, дядя». Она воскликнула чистосердечно: «Конечно! Ведь недаром…» Синюк ей поклонился: мол, здравствуй, племя молодое, но знакомое. Он был серьезен до предела. За сим пределом – был ошеломителен. Как тот, кто отметает эпигонство. Он отметал, предполагая отнюдь не юбилейное, а достоверное. То, что сценически имело наименование: живые картины. Его проект был необычен. Оригинален, черт возьми!
Э, не Советы, нет, придумали разнообразные комиссии. Комиссии придуманы, как песни, жизнью. Московская особо-юбилейная искала ветеранов Двенадцатого года. Намеревалась пригласить ветшан на торжества, всем выплатив подъемные и проездные. Искала тщательно, а потому не тщетно. Нашлись и на Смоленщине, и на Могилевщине, нашлись в Симбирске, кое-где еще, а в Бессарабии был обнаружен уникум – фельдфебель Винтонюк, поросший мхом где только можно и неможно, имевший за поникшими плечами сто двадцать два, в штыки ходивший на императора Наполеона, а сорок лет спустя медальной грудью заслонявший Севастополь. Газетно сообщалось, что отставной фельдфебель не получает ни копейки, что хлеб герою добывает постирушками бабуся 90 лет, его жена.
Прочтя об этом, капитан Синюк и гневался, и плакал, грозил кому-то кулаком; потом он стал ходить в «известные семейства» и требовал пожертвований. Почтмейстер удостоверил, что деньги капитан отправил в Кишинев на имя ветерана. Но это не отменяло мысль о Юбилее. Он искал по всей Черниговщине суперветеранов. Был найден всего-то навсего один. И кто же? – в публикации отметка краткая: «Еврей Аврутин М., 111-ти лет».
Кручина Синюка понятна: евреем на театральной сцене нельзя представить театр военных действий. Не типично! А я, ваш автор, согласный с капитаном Синюком, прибавлю, что Розенель, главврач, не разрешил бы в желтом доме открыть театр абсурда.
* * *
Розенель владел латынью не только медицинской. «Absurdum», поворачивая гранями, пускал полуспиралью дым от сигары: «Credo, quia absurdum est», что значит «верую, потому что нелепо».
Вот это «верую», классическая формула Тертуллиана, богослова, не расточалась вместе с дымом. Она соотносилась с «Протоколами». Нет, не с теми, которые он, доктор Розенель, писал студентом в анатомическом театре, а здесь, в черниговской больнице, в мертвецкой. Соотносилась формула Тертуллиана с «Протоколами сионских мудрецов». А эти «Протоколы» отвергал он, не читая. Да, собственно, и думать-то о них не думал, пока у нас, в Чернигове, не объявился высокий, плечистый, седобородый старец в крепких сапогах, в косоворотке.
Его я видел на берегу Десны. Потом и рядом, когда я трепетно воззрился на «белых лебедей», расположившихся на мураве у стен собора. Сказал старик печально, проникновенно и торжественно: «Преданья старины глубокой», – и руку, она была тяжелой и вместе ласковой, положил мне на плечо.
Кто он такой? Хоть книга называется «Бестселлер», но не она бестселлер, а стало быть, интриговать мне не пристало. То Нилус был. Ему молва приписывала написанье «Протоколов сионских мудрецов». А Головинский – вспомните! – страдал, сохраняя тайну; да так и помер. Сергей же Александрович, публикуя «Протоколы», на авторстве своем, однако, не настаивал. И до пришествия Антихриста, и по пришествии, теперь, когда пророчества сбылись. Еще не в мировом масштабе, но уже во всероссийском.
Однако жиды не расстреляли Нилуса. Скребут в затылке знатоки вопроса. Ни черта лысого не понимают. А штука в том, что власть на все и вся взирала классово. В несчастьях родины наивный Нилус винил отнюдь не всех евреев как племя, как народец малый, а лишь его верхи. Отсюда снисхожденье к Нилусу. Не расстреляли. Он кончился в своей постели. Вздохнул глубоко, горестно, вздохнул он трижды – и отошел, преставился. Нет, не у нас, в Чернигове, а там, на Севере, в селе Крутец, неподалеку от Александровска.
Не расстреляли, да. Но он арестов ждал. И дожидался не однажды. Но кратких. И без мордобоя, без увечья. Жиды ведь хитрые, они умеют прикинуться и очень деликатными. И что ж? Отпустят. Да и держат на коротенькой приструнке. В Чернигове старик являлся на отметку в органы, к товарищу Дидоренке. Тогдашний чин не назову; впоследствии – полковник; и это, право, сообщаю неспроста.
Писатель Нилус не томился одиночеством. Две женщины за ним смотрели. Жена из бывших камер-фрейлин. И дряхлая кузина из бывших полюбовниц. Дом они держали худо-бедно. Вот их знакомец бывший, Яшвиль-князь, тот и до пришествия Антихриста в трактирах клянчил чай спитой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
Кто он такой? Пехотный офицер, контуженный в последнюю кампанью против турок. От родителей, давно покойных, имел он домик с мезонином. Летом ежевечерне появлялся на городском валу, где пушки времен Полтавы, старее, стало быть, Очакова и покоренья Крыма. Мальчишки не смели их оседлывать в присутствии контуженного Синюка. Гулял он в сопровождении двух мопсиков. Иль слушал, отбивая такт – ногой или рукой попеременно, – военный духовой оркестр. Полковой, 172-го пехотного, где капельмейстер немец Зиссерманн.
Контуженный Синюк жил не внешней жизнью. Однако не скажу, чтоб отвлеченной. Все происходило «здесь и сейчас», как, собственно, и для меня, контуженного жизнью, мы с ним раскланивались, роняя по-военному свой подбородок к кадыку. И расходились, продолжая бормотать. Согласен, на сторонний слух – решительно бессвязное.
Но «связным» он предстал Наталье Розенель. И поняла она, что Бородинское сражение «здесь и сейчас», и не до ордена, жила бы родина. Капитан ей предлагал сыграть на сцене заведения «скажи-ка, дядя». Она воскликнула чистосердечно: «Конечно! Ведь недаром…» Синюк ей поклонился: мол, здравствуй, племя молодое, но знакомое. Он был серьезен до предела. За сим пределом – был ошеломителен. Как тот, кто отметает эпигонство. Он отметал, предполагая отнюдь не юбилейное, а достоверное. То, что сценически имело наименование: живые картины. Его проект был необычен. Оригинален, черт возьми!
Э, не Советы, нет, придумали разнообразные комиссии. Комиссии придуманы, как песни, жизнью. Московская особо-юбилейная искала ветеранов Двенадцатого года. Намеревалась пригласить ветшан на торжества, всем выплатив подъемные и проездные. Искала тщательно, а потому не тщетно. Нашлись и на Смоленщине, и на Могилевщине, нашлись в Симбирске, кое-где еще, а в Бессарабии был обнаружен уникум – фельдфебель Винтонюк, поросший мхом где только можно и неможно, имевший за поникшими плечами сто двадцать два, в штыки ходивший на императора Наполеона, а сорок лет спустя медальной грудью заслонявший Севастополь. Газетно сообщалось, что отставной фельдфебель не получает ни копейки, что хлеб герою добывает постирушками бабуся 90 лет, его жена.
Прочтя об этом, капитан Синюк и гневался, и плакал, грозил кому-то кулаком; потом он стал ходить в «известные семейства» и требовал пожертвований. Почтмейстер удостоверил, что деньги капитан отправил в Кишинев на имя ветерана. Но это не отменяло мысль о Юбилее. Он искал по всей Черниговщине суперветеранов. Был найден всего-то навсего один. И кто же? – в публикации отметка краткая: «Еврей Аврутин М., 111-ти лет».
Кручина Синюка понятна: евреем на театральной сцене нельзя представить театр военных действий. Не типично! А я, ваш автор, согласный с капитаном Синюком, прибавлю, что Розенель, главврач, не разрешил бы в желтом доме открыть театр абсурда.
* * *
Розенель владел латынью не только медицинской. «Absurdum», поворачивая гранями, пускал полуспиралью дым от сигары: «Credo, quia absurdum est», что значит «верую, потому что нелепо».
Вот это «верую», классическая формула Тертуллиана, богослова, не расточалась вместе с дымом. Она соотносилась с «Протоколами». Нет, не с теми, которые он, доктор Розенель, писал студентом в анатомическом театре, а здесь, в черниговской больнице, в мертвецкой. Соотносилась формула Тертуллиана с «Протоколами сионских мудрецов». А эти «Протоколы» отвергал он, не читая. Да, собственно, и думать-то о них не думал, пока у нас, в Чернигове, не объявился высокий, плечистый, седобородый старец в крепких сапогах, в косоворотке.
Его я видел на берегу Десны. Потом и рядом, когда я трепетно воззрился на «белых лебедей», расположившихся на мураве у стен собора. Сказал старик печально, проникновенно и торжественно: «Преданья старины глубокой», – и руку, она была тяжелой и вместе ласковой, положил мне на плечо.
Кто он такой? Хоть книга называется «Бестселлер», но не она бестселлер, а стало быть, интриговать мне не пристало. То Нилус был. Ему молва приписывала написанье «Протоколов сионских мудрецов». А Головинский – вспомните! – страдал, сохраняя тайну; да так и помер. Сергей же Александрович, публикуя «Протоколы», на авторстве своем, однако, не настаивал. И до пришествия Антихриста, и по пришествии, теперь, когда пророчества сбылись. Еще не в мировом масштабе, но уже во всероссийском.
Однако жиды не расстреляли Нилуса. Скребут в затылке знатоки вопроса. Ни черта лысого не понимают. А штука в том, что власть на все и вся взирала классово. В несчастьях родины наивный Нилус винил отнюдь не всех евреев как племя, как народец малый, а лишь его верхи. Отсюда снисхожденье к Нилусу. Не расстреляли. Он кончился в своей постели. Вздохнул глубоко, горестно, вздохнул он трижды – и отошел, преставился. Нет, не у нас, в Чернигове, а там, на Севере, в селе Крутец, неподалеку от Александровска.
Не расстреляли, да. Но он арестов ждал. И дожидался не однажды. Но кратких. И без мордобоя, без увечья. Жиды ведь хитрые, они умеют прикинуться и очень деликатными. И что ж? Отпустят. Да и держат на коротенькой приструнке. В Чернигове старик являлся на отметку в органы, к товарищу Дидоренке. Тогдашний чин не назову; впоследствии – полковник; и это, право, сообщаю неспроста.
Писатель Нилус не томился одиночеством. Две женщины за ним смотрели. Жена из бывших камер-фрейлин. И дряхлая кузина из бывших полюбовниц. Дом они держали худо-бедно. Вот их знакомец бывший, Яшвиль-князь, тот и до пришествия Антихриста в трактирах клянчил чай спитой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196