и в этом шорохе, в этих тенях скользил Денис, и казалось ему, будто сильно убавил он в весе.
Казарма была в потемках. Солдаты курили, не зажигая огня. Платон уложил Дениса на койке в углу казармы, прикрыл одеялом. Колкое одеяло пахло поташным мылом.
Ударили куранты. Отзвонили куранты. Денис услышал шорох. Снег? Нет, тараканы. Он подумал: «У Саши в камере тоже тараканы». Позавчера перевели в Алексеевский равелин Михайлова и Клеточникова. Сашу заточили в самом глухом нумере.
Вишняков тронул Дениса за плечо:
- Пора.
Метель уже гуляла густо. Мгла носилась и высоко в небе, и низко, под ногами, по всему крепостному двору.
Платон шел впереди. Славный мужик Платон Вишняков. Все будет поровну, все поровну… А-а, вот они, железом обитые Васильевские воротца. За ними - пустырь, за пустырем - Алексеевский равелин.
Платон тихонько стукнул в калитку. Калитка приотворилась. На кронштейне качался фонарь. Денис различил часового, одного из своих знакомцев по Малой Пушкарской. Тот повел штыком: двигай, дескать.
На пустыре ветер рванул полы шинелей.
* * *
Лизонька билась в кашле, потненькая, красная… Казалось, давно бы привыкнуть - дети без хворостей не растут. Давно бы. Слава те, ни много ни мало, а дал бог одиннадцать душ. И привык. Но вот Лизонька, меньшая, поскребыш, заболеет - трясешься.
Смотритель Алексеевского равелина подполковник Филиппов не спал. В квартире его - жил он в крепости, в Никольской куртине, - горел свет.
Смотрителю было за шестьдесят. Он похаживал в мягких, на толстом войлоке домашних туфлях. Подойдет к дверям, прислушается. Лизоньку ударит кашель - у него в груди болью отзовется.
Ах ты господи, господи… Ему бы в отставку. А беда! Пойди-ка прокорми на пенсию всю ораву. Тут, в крепости, приличное жалованье, а едва концы с концами…
Похаживал смотритель в мягких своих туфлях, думал, не послать ли за доктором Вильмсом. Послать, что ли? Да только ведь лекарь-то лекарю рознь: Гаврила Иванович - действительный статский, в генеральском, стало быть, чине-с. Квартирует рядом с комендантом бароном Майделем, весь первый этаж занимает. Ну, придешь к нему, он выслушает вполуха, засмеется, будто давится, да и отрежет: «Кашель, жар - эка, брат, невидаль. Жива будет».
В комнатах было натоплено, а все-таки «к погоде» грыз смотрителя ревматизм. Послужи в крепости годов двадцать, не ревматизм, так чирья доймут.
Вошла Верочка, блеклая, маленькая, в морщинках, смотрителева супруга. Когда дети хворали, подполковник чувствовал себя виноватым.
- За Вильмсом, может? - спросил он робко.
- Что он, твой-то? - зашипела Верочка. - Старая кочережка.
Бог разберет, кто у нее кочережка - муж ли, доктор ли. Смотритель грустно вздохнул.
- Ты вот что, Федорыч, - сухо сказала жена, доставая из шкапа склянку с микстурой. - Оглох, что ли? Тебе он сколь раз наказывал?
- Да-да, - покорно согласился смотритель.
Генерал Майдель, комендант крепости, напоминал не единожды: «Иметь бдительность». Добрый человек барон, за здорово живешь никогда не потяготит, но в последнее время, особливо как злодейское-то покушение произошло, все страшится, все напоминает, чтоб почаще караулы поверять.
- Ну? Лень вперед нас родилась? - зудела жена, отмеряя капли. - Все равно уж не спать.
Филиппов опять вздохнул. Метель на дворе, ветер воет, сыростью проймет, как ни кутайся. Да и чего там такое приключится? Мышь не проскочит. «Нумер пятый» смирный. Новенький тоже, кажись, не из буйных, а тот, изменщик, что в Третьем отделении чиновничал, совсем тихоня… И караулы стоят спокойно. Правда, не в пример временам Николая Павловича солдат пошел. У, тогда: десять убей - одного выучи. А нынче прежней чистоты в службе не увидишь… Да-с. Метель на дворе, сырость. Смотритель зашаркал в сени, где разметался, похрапывая, денщик.
Ну подлец, прямо-таки муха цеце… Смотрителя восхищала Игнашкина способность дрыхнуть где ни попало, когда ни попало.
- Встать, дикарь эдакий!
«Дикарь» вскочил, вытаращился:
- Точно так, ваше высокородь!
- «Точно так, точно так»… Сейчас жа марш к господину поручику. Скажи: пусть в равелин.
- Слушаю, ваше высокородь. - Денщик прикрыл ладонью зевок. Зевая, он всегда конфузился. - Точно так, Да только, осмелюсь заметить, они, должно, нездоровы-с.
«Нездоровы-с»! Поручику Андрееву по такой пакостной погоде как не выкушать? Очень даже понятно, ежели выпил.
- Ладно. Ступай,
Денщик натянул шинельку, уже взялся за дверную ручку, как вдруг брякнул звонок.
- Вот они сами-с, - сказал Игнат, отворяя дверь.
И верно, пришел поручик Андреев, помощник смотрителя Алексеевского равелина. Ростом верста коломенская, лицо испитое, усищи преогромные. Смотритель относился к Андрееву по-отцовски, по-домашнему и, признаться, малость его побаивался.
- Что такое, Женечка?
Поручик зыркнул на денщика, тот мигом исчез.
- Был у меня сейчас комендантский писарь, - вполголоса сообщил поручик, - ну шепнул по дружбе: генерал намерен смотр бдительности…
У Филиппова челюсть дрогнула. Захлопотал, туда-сюда.
- Игнашка! Игнашка!
Верочка выглянула, руками всплеснула:
- Тише! Тише ты! - И к поручику: - Верите ли, вот сию секунду: возьми, говорю, дирекцию в равелин.
Поручик аккуратно улыбнулся в усищи: смотрительша, полковая дама, направление по-военному «дирекцией» зовет.
- Не беспокойтесь, Вера Семеновна, у нас в равелине-с… - Он помахал пальцем.
- Знаю, знаю, батюшка, а все ж береженого бог бережет.
- Это уж точно-с.
Смотритель и поручик вышли из дому.
На дворе дожидались унтеры с фонарями в руках.
* * *
- Беги, - дыхнул Вишняков.
Денис рванул его за рукав, они ударились наискось к Неве.
- Сто-о-ой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110