Правда, в не таких шикарных апартаментах, а в пустом подбитом танке в сосновом перелеске под Витебском. Снаряд сорвал с «тридцатьчетверки» башню. Мы забрались внутрь корпуса, набросали лапника, затянули зияющий круг плащ-палаткой и остались одни на всем свете, отгородившись от войны броней и брезентом. Там-то и сговорились пожениться в первый день Победы.
Под утро я проснулся от едкой гари, забившего легкие дыма. Вскочил - в опочивальне клубился сизый туман пожарища.
- Взвод подъем! - Заорал я. - К бою!
Кольцо пожаров сомкнулось за ночь на нашем доме. Он горел снизу, так что подъезд сразу превратился в мощную дымовую трубу, на дне которой плясали языки пламени. Я метнулся к окну. Прыгать? Куда там - костей не соберешь…
- Поджаримся, однако… - Вздохнул я. - И воды ни капли…
Мой помкомвзода решил, что я мучаюсь с похмелья.
- А я ящичек-то с шаманским припрятал, товарищ лейтенант. - Сообщил мне сержант Семендяй. - Народ у нас неугомонный: сколько видит, столько пьет. Ни запаса, ни меры не знают…
И тут меня осенило:
- Разобрать бутылки! За мной!
Закутав Лиду в ее подвенечное «платье» и натянув на головы плащ-палатку, я вывел людей на лестницу.
Мы швыряли бутылки в огонь, как гранаты. Вино мгновенно вскипало, испуская углекислый газ, в котором задыхалось пламя. Вышибали пробки и поливали пляшущие языки пенными струями, как из огнетушителей…
Мы пробились сквозь пожар и выскочили на ратушную площадь. Лида сбросила с себя белое облачение, почерневшее от гари и мокрое от шампанского… Кто-то закричал:
- Горько!
Мы поцеловались. Наши губы, и в самом деле, были горькими от осевшей на них гари. Но это был первый поцелуй победы.
По всему городу палили в небо из всего, что стреляло. Немцы подписали капитуляцию. Мы тоже подняли в дымное небо свои автоматы…
Разве забудешь такой свадебный фейерверк?

ФЕРФЛЮХТ!
Бывший Кенигсберг, нынешний Калининград, едва ли не самый мистический город во всей Европе. Его сделало таким не столько средневековье, сколько минувшая война, когда по распоряжению гросс-мистика третьего рейха Гиммлера в Кенигсберг под своды старинного университета “Альбертин”, что стоял до 45 года, до мощнейшей британской бомбежки, посреди города на островке Кнайпхоф, свезли всевозможных магов, шаманов, колдунов, ясновидцев для разработки эзотерического “вундер-ваффен” - чудо-оружия, способного разом изменить ход войны путем сверхчувственного воздействия на лидеров антигитлеровского блока. Возможно, с той поры в бывшей столице Восточной Пруссии осталось нечто такое, что будоражит многие умы, подвигая их то на поиски “янтарной комнаты”, то на исследование истории Кенигсберга, полной тайн и загадок.
В июне 2005 года горожане были потрясены уникальной находкой в подвалах уничтоженного Королевского Замка. Археологи наткнулись на серебряный ларец, замурованный в кирпичную стену. Когда его раскрыли, то увидели набор рунических табличек с колдовскими знаками. Это была самая полная коллекция известная ученым-историкам магических принадлежностей такого рода.
Каждый старый дом бывшего Кенигсберга хранит свою особую тайну.
Нынешним летом, приехав в город на Преголе по делам, мне довелось переночевать в гостинице для "особо важных персон", где останавливаются в основном столичные чиновники высокого ранга. Собственно, на гостиницу этот старый немецкий дом, чудом сохранившийся в годы войны, совсем не похож. Двухэтажный особняк на Кёрттеаллее, ныне улица Кутузова, почти не видный с улицы из-за глухого кирпичного забора и густых липовых крон, затенявших его фасад выше островерхой черепичной крыши, походил скорее на декорацию для фильма про Штирлица или замок, где происходили загадочные убийства в духе Агаты Кристи… С этим весьма настороженным чувством я и растворил его массивные дубовые двери. Внутри тоже было все также мрачно и таинственно. Почти весь первый этаж занимала гостиная с огромным камином, в черную топку-пасть которого при желании можно было войти не пригибаясь. Примыкавшие к ней столовая, биллиардная и зимний сад были отделаны темными дубовыми панелями, резная дубовая же лестница в два плавных изгиба вела на второй этаж, где и находились в бывших дортуарах гостевые комнаты.
Хозяйка этого дома, женщина лет сорока, исполнявшая обязанности кастелянши, горничной и буфетчицы, одна во всех лицах провела меня в угловую комнату с видом во двор, заросший столетними липами, сиренью, туей, бересклетом, вручила мне большой бронзовый ключ и пригласила в столовую на вечерний чай. Пока она хлопотала у электрического самовара, я расспросил ее о том, кому принадлежал этот дом при немцах и кто в нем жил.
- Построил его еврей-фабрикант, но в середине тридцатых годов эмигрировал из Германии в Америку. - Рассказывала моя хозяйка. - Особняк перешел в ведение городского магистрата. Но в 1944 году, Геринг, который возглавлял правительство Восточной Пруссии, подарил особняк одному летчику, отличившемуся в боях на восточном фронте. Летчик прожил в нем недолго. Говорят, он зарезал свою любовницу в ванной, после чего его отправили штрафником на фронт, а дом пропустовал до самого прихода наших войск. Был здесь какой-то штаб, потом сделали служебную гостиницу… Правда, приезжают к нам редко. Вы сегодня у нас единственный гость.
После того, что она поведала, мне совсем не улыбалось провести ночь в этих стенах, чьи темные панели впитали в себя не менее темные истории.
- Ночуйте спокойно, ничего не бойтесь, - наставляла меня хозяйка. - Если услышите стуки на потолке, не пугайтесь, это наша барабашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113