-Ну что, Георг, - сказал Ульрих как можно спокойнее. - Пока они работают, не подышать ли нам свежим воздухом? Тут неподалеку есть вентиляционный выход. Я иногда принимаю там воздушные ванны. Поверь, это совершенно безопасно. Выход так зарос кустарником, что ни одна собака туда не продерется… Я называю это местечко «Тиргартен-парк».
Фон Герн поймал себя на том, что слишком долго уговаривает. Вальберг наверняка уже насторожился.
-Хорошо, - согласился Георг после некоторого раздумья. - Иди первым. У тебя фонарь.
Теперь и Ульрих заподозрил недоброе. Что у него на уме, у этого фальшивого барона? Держать его за спиной чертовски неуютно… Может быть, там, за Эльбой, рассудили: «мавр сделал свое дело…»? Фон Герн успокоился лишь тогда, когда они вылезли на поверхность в зарослях можжевельника.
- Как говорил бедняга Кессель: «Подышим свежим воздухом через сигарету». - Ульрих усмехнулся, протягивая пачку Заячьей Губе.
Вальберг занялся добыванием огня из отсыревшей зажигалки. Он сидел боком к фон Герну, и корветтен-капитан, не снимая автомата, всадил эмиссару под ребра четыре русские пули. Георг ткнулся лицом в подстилку из можжевеловых игл.
Путь к мосту Трех Русалок был открыт!

В СВЕТЕ ЛИНЗОВЫХ ПРОЖЕКТОРОВ
Соскочив с коробка, спичка долго шипела и наконец взорвалась желтым пламенем. Сулай никогда не курил в засадах. Но в эту последнюю ночь изменил давнему правилу. Мерзли колени и локти. В голове стоял неумолчный ткацкий шум. Сердце выстукивало бешеную румбу. Пылал лоб, горели щеки и ладони. Заболел…
За войну Сулай болел редко. Он никогда не считал болезнь уважительной причиной. Рана - другое дело, да и то не всякая… «Окопный нефрит» мучил его третий год.
Фляга с отваром спорыша опустела к полуночи. Глазам было жарко под припущенными веками. А из бетонного зева штольни тянуло сырым холодом. «Ничего, ничего… До утра продержусь, а там в баньку, - обманывал себя Сулай. - Там враз полегчает. Уж распарю-то поясницу». И он представлял, какую срубит баньку, когда дадут ему под начало заставу. И еще заведет он коней. Ведь пока будут государства, будут и границы. Пока будут границы - будут и кони…

* * *
Световое пятно, освещавшее плечи и голову Грюнбаха, вдруг померкло, словно у подводного фонаря враз сели батареи. По тому, как заломило в затылке, Еремеев понял, что фонарь ни при чем: это темнеет у него в глазах. Кислородная смесь из дыхательного мешка всасывалась с трудом, легкие надрывались, голодная кровь бешено стучала в висках. Оресту даже показалось, что под маской выступила холодная испарина.
«Загубник, - мелькнула тающая мысль. - Отпусти загубник!…»
Челюсти, сведенные то ли холодом, то ли страхом, сдавили загубник так, что кислород едва цедился. Орест разжал зубы, и живительный эликсир хлынул в легкие. Спина Грюнбаха быстро приближалась. «Вервольф» неожиданно обернулся и резко потыкал большим пальцем вверх - всплывай! Не дожидаясь ответного сигнала «понял», Грюнбах взмахнул ластами и круто пошел к сводам тоннеля. Орест на всякий случай выставил ладони, опасаясь удара о бетон, но руки вдруг выскочили из воды и ощутили воздух. Еремеев с радостью стянул маску. Сквозь резину гидрошлема глухо пробивался голос Грюнбаха.
-Сделаем передышку… Здесь воздушная подушка. Дальше уже такого не будет…
Он направил фонарный луч в лицо напарника. Орест сощурился.
-Послушай, парень, - начал Грюнбах. - Я видел тебя в подвале ратуши в форме русского офицера.
Ты разбирал с помощниками архив магистрата… Я бы мог швырнуть в подвал гранату, и дело с концом… Но я… не хотел убивать. Я только открыл воду… Кажется, вы все выбрались… Я не убил ни одного русского! Я был здесь инструктором по подводному снаряжению… Я не стрелял и не взрывал… Скажи мне, меня не казнят? Я хочу жить надышать… Мы можем выйти на поверхность через штольню… Она рядом, метров через сто… Ты подтвердишь им, что я никого не убивал? Ты гарантируешь мне жизнь?!
Грюнбах уже не спрашивал, он молил взглядом.
Орест покусывал немеющие губы. Открыться? Что, если провокация?
Немец отстегнул от пояса сумку с миной, осторожно выпустил из пальцев ремень, и сумка ушла в воду, на дно тоннеля. Туда же он отправил и тяжелый водолазный нож, окованный медью.
-Я знаю Вишну. Он хитер, как тысяча дьяволов.
Мина взорвалась бы, едва я дотронулся бы до часового механизма… Именно так он отправил к праотцам Хаске. Я сразу понял, что он повел двойную игру, когда признал в тебе этого… Как его? Фольксдойче Лозовски. Ты такой же Лозовски, как я гросс-адмирал Дениц. Не так ли?
-Так! - отшвырнул болт Еремеев. - Я обещаю сделать все, чтобы тебе оставили жизнь. Слово офицера!
Грюнбах сделал несколько глубоких вдохов. Подушка была слишком мала, чтобы вдоволь насытить легкие двух человек.
-Значит, так, - не стал терять времени Грюнбах. - Штольня охраняется вашими людьми. Ты должен вынырнуть первым и крикнуть что-нибудь на русском…
Орест кивнул и взял в рот загубник. Нырнули. Пошли вдоль ребристых тюбингов. Через несколько минут ведущий обернулся и направил луч фонаря вверх. Еремеев взбил воду ластами. Он стрелой вылетел на поверхность.
-Не стреляйте, - крикнул лейтенант. - Свои! -
И закашлялся, поперхнувшись водой.
В штольню ударили четыре линзовых прожектора.

«ВОЛЬФРАМ» РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ
Теперь, когда во всем подземелье он остался один, на фон Герна напал никогда неведаный раньше страх темноты. Та самая темнота, которая полгода надежно скрывала его от чужих глаз, в которой он почти растворялся, обретая в ней нечто большее, чем душевный покой, пружинила теперь нервы, заставляла то и дело замирать, озираться, прислушиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113