Звук мотора приближался.– Сюда, сюда! – кричали ребята, размахивая огнем. – Снимите нас отсюда, мы тут застряли!Трескучая скороговорка мотора слышалась уже совсем рядом, но через огнистый ореол вокруг факелов трудно было разглядеть приближавшийся катер. Оттуда, из темноты, слышался чей-то очень знакомый голос:– Кончай огни жечь! Обалдели вы, что ли?! Гаси костер!– Кто это, кто это? – заговорили ребята.Из темноты показался освещенный нашими факелами катер. Красным светом загорелись поручни, наши огни отразились в стеклах. Блеснули буквы: «Фламмарион»…– Говорено, кажется, вам по-русски: тушить огонь! – закричал кто-то с катера, и теперь я узнала голос: это кричал Костя Чиликин, который когда-то ходил мотористом на яхте «Фламмарион» у Расщепея.– Котька, это ты? – закричала я. – Котька?..Кто-то прыгнул в темноте с катера прямо в воду; расплюхивая ее, кинулся к берегу, оттолкнул меня, вырвал у ребят зажженные ветви, бросил их на берег и стал ожесточенно затаптывать.– Для вас что, правил нет, что ли? Сказана было – не балуй с огнем! Кажется, надо понятие иметь! – сердито окал Чиликин.Костер затоптали, и стало так темно, что ничего нельзя было разглядеть.В темноте что-то кричали обрадованные ребята, потом я услышала другой, тоже очень знакомый голос:– Сима!.. Сима Крупицына тут? Сима, ты где?– Здесь, здесь я!Глаза мои привыкли к темноте, и я рассмотрела Ромку Каштана.– Ромка, здравствуй! Ну, спасибо, что пришел за нами. Как же ты узнал, где мы находимся?– Наделали вы переполоху! – не слушая меня, сердито говорил Ромка. – Там ваши папахены-мамахены все с ума посходили. Тут и без вас сегодня у людей дел сверх головы, а еще извольте вас, халдеев, с милицией разыскивать! Хорошо, что хоть рыбак этот вас тут видел…– Какой рыбак? Это который… – начал было Игорь и разом смолк.– «Какой рыбак»! Видел вас тут один, что вы сидите на острове… Да, спасибо, Котька катер выпросил… Эх, вы… Такой у людей день, а вы чепухой занимаетесь…– Собирай ваши причиндалы, мотай удочки да погружайся, – всех перебивая, пробасил суровый Котька Чиликин. – Мне с вами тут долго прохлаждаться времени нет. Ну, живо! А за огонь вам еще попадет! Раз было объявлено, так надо исполнять! Поживей, поживей! – торопил нас Чиликин. – Мне у нас в батальоне катер всего на два часа дали.– В каком батальоне? – опешила я.Он поправил пояс, и я увидела на нем кобуру.– В охране, вот в каком!..– А ты разве… – начала было я.Но Ромка вдруг перебил меня:– Котька, стой! Пойми! Они же, халдеи, ничего не знают… Вы радио-то слушали? Нет?.. Ну, ребята… – вдруг совсем другим голосом заговорил Ромка. Я никогда еще не слышала, чтобы Ромка говорил так. – Ну так вот, Сима, ребята, знайте… – он перевел дыхание, – сегодня…И Ромка Каштан, веселый, неугомонный Ромка, от которого мы всегда слышали только смешные шутки, насмешки, дразнилки, серьезным и тихим голосом сказал нам то, что знал уже сегодня в полдень весь мир – весь мир, кроме нас семерых.Вот почему такая строгая тишина сковала все вокруг нас, вот почему не было света над Москвой и весь мир погасил свои огни.По-разному узнавали об этом люди. А нам выпало на долю узнать вот так… И сразу вчерашний день ушел куда-то очень далеко, словно давным-давно был он и какая-то грозная черта отделила его от нас навсегда.Стряслось то, о чем не раз говорили, предостерегая нас, книги, газеты, песни – «Если завтра война, если завтра в поход…». А вот уже не завтра… Сегодня! Это случилось, а мы были далеко от своих, мы ничего не знали, занимались пустяками, огорчались, что пропали «загадалки», устраивали суд из-за рыбы…– Да, Сима, вот как, – проговорил Ромка. Таким серьезным я видела его только один раз – когда он подошел ко мне после похорон Расщепея.А ребята стояли затихшие, и лица у них, слабо освещенные уже начинавшейся зарей, показались мне осунувшимися.– А мы уже ответили ударом на удар? – спросил Игорь.– Наверно. Что же ты думаешь, ждать будем? – негромко ответил Рома Каштан.– Узнают, как на нас лезть! – проговорил Дёма.– Я их, этих фашистов, всегда терпеть не могла! – с сердцем сказала Галя.– И я, – поддержала ее Люда. – Через них теперь уж лагерь, наверно, отменят.– Ну, сажайся, грузись! – скомандовал Чиликин. – В Москве поговорите.Мы быстро погрузились на катер. Давно я не была на «Фламмарионе». И когда теперь попала в знакомую маленькую каюту, освещенную лампочкой в потолке, я вспомнила наше плавание с Расщепеем. Мне показалось, будто какой-то особенный смысл был в том, что весть о войне, о «великом противостоянии», пришедшем для всех нас, приплыла ко мне на маленьком кораблике Расщепея. Словно он сам прислал за мной своего «Фламмариона».А ребята были до того истомлены этим трудным и несчастным днем, который начался таинственными приключениями и закончился таким ошеломляющим сообщением, что, прикорнув в разных уголках катера, привалившись друг к другу, голова к голове, все скоро заснули. И тогда Ромка шепотом сказал мне:– Киев бомбили… Минск… А я потом слышал радио по-немецки. Фанфарят на весь мир, барабанят и гавкают на весь свет из своей рейхсштабквартиры, собаки, что наши отступают.– Врут, конечно. Да, Ромка?– Да нет, как тебе сказать… – замялся Рома и посмотрел на заснувших пионеров. А потом, еще понизив голос, добавил: – А телескопов твоих надо скорей по домам развести… Что это за история у вас с лодкой вышла, не пойму.Я рассказала Ромке об исчезновении наших «загадалок».– Странно… – протянул он рассеянно, думая, видимо, о чем-то другом. – Ну, да сейчас в этом и разбираться некогда. А вот у Малинина вашего отец утром на фронт уезжает. Надеюсь, успеет проститься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107