Вместе запустили змея и по очереди держали тугую гудящую нить.
Тошка стал хвастаться, что он сделает змея, который будет поднимать человека. «Только бы крепкие бечевки достать».
— А правда, у тебя заводной паровоз есть, даже задним ходом может? — спросил потом Тошка.
Принесли паровоз. Паровоз мог действительно ходить и задним ходом. Это вконец сразило Тошку. Чтобы как-нибудь укрепить свою репутацию, он предался приятным воспоминаниям:
— Эх, как вчера один мальчишка с вашей улицы ко мне все лезет и лезет… Я кэ-эк дам ему! Он так и полетел. Пускай не лезет сам.
— У тебя мама есть? — спросил Женя.
— Нет, она в Астрахани померла на барже, от холеры. А у тебя?
— У нас мама живая, только она с папой характером разошлась, — отвечал Женя.
— Без матери эх и плохо, — сказал Тошка.
— Да, отсутствие матери весьма отражается, — произнес Женя фразу, которую он перенял от взрослых.
Некоторое время оба молчали. Женя показал Тошке свои книги. Книжки были очень интересные и невероятно красивые. Красные, с золотом, с картинками, от которых нельзя было оторваться. Там были нарисованы рыцари, путешественники и корабли.
— А я, хочешь, за три версты любой пароход отгадаю, — сказал Тошка.
— Ну да, как раз!
— А вот тебе и «как раз»! Айда на пристань!..
Мальчики пошли на Волгу. По дороге Тошка старался блеснуть своими необыкновенными познаниями в самых различных областях.
— А вот отгадай, — говорил он внезапно: — на дубу три ветки, на каждой по три яблока, сколько всего?
— Ну, девять, — с чувством полного своего превосходства отвечал Женя.
— Эх, ты! На дубу разве яблоки растут? А еще гимназист!
Женя был уязвлен. Он решил доказать Тошке, что в гимназии тоже кое-чему учат.
— Скажи «государь», а потом от начала по одной букве откидывай, — сказал он Тошке.
— Ну, а что будет? — недоверчиво спросил Тошка.
— А ты вот скажи.
— Государь, — начал Тошка, — осударь, сударь, ударь.
Бац!.. Женя с опаской, но увесисто ударил Тошку в плечо.
— Ты что? — удивился Тошка.
— А ты сам сказал «ударь».
Женя был отомщен, а Тошке эта шутка очень понравилась.
— Как, как?.. Это здорово, — сказал он. — Ну, а теперь ты говори: «И я с ними». Как я что скажу, так ты и говори: «И я с ними». Вот пошли ребята в лес…
— И я с ними, — сказал Женя.
— Нарвали там цветов…
— И я с ними.
— Пошли домой…
— И я с ними.
— Положили цветы на лавку…
— И я с ними.
— А свиньи подошли и стали есть…
— И я с ними, — не удержался Женя.
— Эх, со свиньями-то?! — торжествуя, воскликнул Тошка. — Со свиньями, со свиньями!.. А еще докторов сын.
— А у нас десятичные дроби уже учат, — сказал посрамленный Женя.
— Это что! А ты вот отгадай. Как это может быть: раздался выстрел, и щекатурка обагрилась кровью.
Женя не знал, как и почему это может быть. Тогда Тошка объяснил, что кровью обагрилась щека турка.
— Так пишется же штукатурка! — возмутился Женя.
— Мало что пишется, на то и игра, — сказал Тошка.
Чтобы Тошка не очень зазнался, Женя спросил:
— А скажи вот, чем ты в жизни хворал?
Тошка задумался.
— А по-за-то лето я на ставу купался и паршу схватил. Там вода поганая.
— Это что! — сказал Женя. — А я вот краснухой болел, потом корью, а дифтеритом даже два раза. Один раз даже крупом настоящим…
Женя торжествовал.
Глава III
ПАРОХОДЫ
Потом они сидели на берегу. У пристани восхитительно пахло воблой, дегтем и рогожей. Стояла землечерпалка, или грязнуха, как называл ее Тошка. Она издавала то гусиный, то верблюжий крик и беспрерывно поднимала и опрокидывала себе в глотку до краев полные чаши.
В береговых чайных голубые трубы граммофонов вопили: «Я умираю с каждым днем» и «Приноси мне хризантемы». На, галереях сидели разопревшие бородачи, а над их головами люди в белых фартуках жонглировали кипящими чайниками, подносами, бутылками и салфетками.
Внизу, под галереями, точильщики, притопывая одной ногой, сыпя холодными искрами, вострили кухонные ножи, косари и сечки. И шершавые крутящиеся камни точила визжали под ножом по-поросячьи.
Засунув головы в торбы, качали головами мухортые извозчичьи лошади в синих и белых рыцарских попонах с красными сердцами по углам. К пристаням тянулись обозы. Лошади ломовиков в соломенных шляпках и мочальных передниках были, как казалось Жене, похожи на папуасов.
У пристаней стоял страшный гомон. Лошади ржали и фыркали, кричали пароходы, ломовики ругались длинно и неутомимо, скрипели мостки, по которым вереницей всходили на баржи грузчики. На головах грузчиков были надеты мешки, сложенные угол в угол, и грузчики напоминали не то монахов, не то гномов.
А на пристани крючники, волочившие что-то длинное и очень тяжелое, пели сдавленными, трудными голосами, выдыхая на последнем слоге:
— А-эй, еще!
— А ну давай!
— Разок еще!..
— Еще разок!
— Пошла, давай!..
— А ну, взялись!..
— А ну, еще…
— А ну-ка, враз…
— Сейчас пойдет.
— Еще чуток…
— Пошла-а-а-а-а!..
Поодаль стояли нефтяные баки — красные, серые и зеленые, похожие на гигантские формочки для песчаных куличиков. Около них, длинные, широкие, с домиками посередке, с наклонными мачтами, стояли нефтянки «Вэга», «Омега», «Дельта». Легкий, воспламеняющийся запах, витал здесь, и тревожные красные надписи были начертаны на баках и домиках: «Огнеопасно», «Не курить».
На порожней барже сидел сонный, распоясанный водолив. В широких стоптанных лаптях, обвисших портах и розовой рубахе, он глядел на сверкавшую ширь реки и от нечего делать переговаривался во всю глотку с проходившими мимо за версту от него дощаниками.
— Э-э-эй!.. С чем идетё-о? — вопрошал он, подходя к борту баржи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90