Толкались под локтями мальчишки.
Вдруг все расступились.
— Здравствуйте, здравствуйте!.. — послышалось со всех сторон.
В сопровождении дамы, занимавшей много места, и белокурой смазливой девицы подошел человек в светлой щегольской панаме и кремовом костюме, с дорогой тростью. Он приподнял шляпу, приветственно помахал ею. Седые волосы его подчеркивали румяный загар веселого лица. Глаза были живые и хитрые. Человек, видно, знал себе цену. С юношеской легкостью он спрыгнул в машину.
— Арди, ты выпачкаешься весь! — воскликнула дама.
— Это технический директор наш, — шепотом пояснил Карасику Фома, толстый белобрысый парень в комбинезоне. — Профессор Токарцев, знаменитый. А это его семейство.
Профессор потрогал рулевую баранку глиссера, поднял стлань, посмотрел, нет ли воды, сел на корточки, заглянул в носовую часть, просунув туда руку, вылез с побагровевшим от натуги лицом.
— Пробные ездки были сегодня?.. — спросил он. — Ну как, не зарывается теперь?
— Нет, теперь, как бачок переставили, скулы выправили, он так и прет на редан… Да и центровка теперь иная.
— Я говорил на канале еще. Все дело в обводах. Мидель немножко перехватили все-таки. Что?
Карасик, как непосвященный, с благоговением вслушивался во все эти реданы, скулы, обводы… Ничего, ничего, к вечеру он тоже все это будет знать.
— Надо журнал завести и чтобы точно все было. Хорошо прикинуть расход горючего, — сказал профессор.
— Журнал у нас поведет по специальности товарищ корреспондент.
— А! — сказал профессор и весело тряхнул руку Карасику.
Карасика познакомили с семейством. Профессорша очень милостиво улыбнулась журналисту, дочка подарила Карасику благосклонный взгляд и сказала, протянув руку:
— Лада. А мы о вас много слышали. Нам про вас рассказывал ваш друг Димочка Шнейс.
— О, Димочка! — сказала профессорша. — Он у нас в доме совсем как свой. Ужасный шалопай, не правда ли? Но блестящий человек.
— Да, — сказал Карасик.
— Ну, с богом, ни пуха ни пера, — сказал профессор. — Только не резаться. Прошу вас… Что? Впрочем, проси вас не проси, все равно будете гнаться.
— Экипаж по местам, машины на старт! — раздался откуда-то сверху безличный и пресный голос мегафона, голос, никому не принадлежащий, но всех касающийся, вещий, как сама судьба.
Загремел оркестр, глиссерщики попрыгали в машины. Они снимали кепки и надевали шлемы. Стартер поднял свой флаг. Вот она, торжественная минута старта.
Карасик поспешно выгребал из чемодана все самое необходимое и запихивал вещи в принесенный кем-то берестяной баульчик, напомнивший ему детский ботанический короб.
Ужасно унизительно было при всех ворошить свое белье, вытаскивать галстуки, подтяжки.
— Товарищ корреспондент, займите место.
— Есть занять место! — браво ответил Карасик… и, оступившись, свалился в воду, так как освобожденная от пут машина слегка отплыла и между ней и мостками образовался просвет, полный воды.
— Корреспондент за бортом! — закричал кто-то.
— Стоп, отставить! — приказал Баграш.
Все бросились к плоту.
Карасик барахтался и ухватился за борт. Толстый белобрысый глиссерщик, которого звали Фомой, легко втащил его на машину. С Карасика текло и капало. Все смеялись.
— Шляпа! — закричал чей-то женский голос.
Шляпа Карасика, покачиваясь, плыла вдоль плота. Кто-то выловил ее и подал Карасику. Тот машинально надел ее, мокрую, и тотчас сдернул. Но было поздно…
— Чарли Чаплин! — закричали мальчишки сверху.
Карасик готов был разорвать себя на части. Тут он увидел Настю Валежную. Она стояла на нарядной американской машине и, вытянув подбородок, с любопытством глядела на Карасика. Карасик видел, что она кусает губы, чтобы не рассмеяться. Потом вдруг она закрыла лицо руками и присела за каюту. Она понимала, что нельзя смеяться, что сию же минуту надо сделаться серьезной, но ничего не могла поделать с собой.
— Ну ничего, на воде дйржитесь, — сердито сказал Баграш. — Идите, быстренько переоденьтесь и больше таких номеров не отрывайте.
Карасик сбегал в раздевалку, напялил на себя все чужое и, путаясь в длинных штанах, завернув рукава непомерно огромного пиджака, снова появился на мостках.
Все пошло к черту. И как это его угораздило плюхнуться? «Ах, будь я проклят, шляпа несчастная!» — ругал себя Карасик.
Все смотрели на него, улыбались и почему-то отворачивались. Только мрачный механик Бухвостов с завода Гидраэр смотрел на него ненавидящими и презрительными глазами.
Нахлобучив на голову шлем с очками, Карасик в отчаянии влез на свое место.
— Ну, сели? — оглядываясь, спросил Баграш и взялся за пусковую рукоятку стартера. — От вин-та!
Командующий стартом поднял флаг:
— Стартует глиссер Гидраэра!
Стало тихо, так тихо, что Карасик слышал, как прежний мальчишка сказал сверху:
— Гарри Пиль!
— Эй, вы! — закричал вдруг сверху шикарно одетый молодчик, с нагловатым лицом, с подбритыми под бокс висками. — Вы зря большой-то чемодан не берете! Куда голы складывать будете?
Тут наступила очередь смущаться всем глиссерщикам. Все они делали вид, что не слышат насмешливого голоса, что все это вообще не к ним относится.
— Они сухую везут, думают — на воде размочат! — опять закричали сверху.
Все это было непонятно Карасику. Он не знал, что футбольная команда гидраэровцев недавно отчаянно проиграла магнетовцам, вбившим глиссерщикам три сухих, то есть совершенно неотыгранных мяча.
— Максим Осьпич, — умоляюще зашептал механик, — запусти ты скорее!
На глиссере шел традиционный разговор моторного старта:
— Выключен?
— Выключен.
— Контакт?
— Есть контакт…
Грохот, рев, рывок вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90