— Вот, Дубинин, дела какие у нас, — услышал Володя голос комиссара над собой.— Что же вы нас не разбудили, товарищ комиссар… Ведь обещались же…— Эх, друг, что уж тут… Ты еще свое пободрствуешь, а вот командира нашего уже вовек не разбудить. Красавец человек был…Володю уже тянули за локоть незаметно подошедшие сзади Толик и Ваня. Подошли другие партизаны. Никто не спал, несмотря на ранний утренний час. Все говорили тихо, словно боясь разбудить кого-то. Но из разговоров мальчики узнали, что произошло на поверхности, пока они крепко спали в своем уголке.А случилось вот что.Как было задумано командованием отряда, партизаны сделали ночную вылазку на поверхность каменоломен: следовало оттянуть на себя часть вражеских сил, наступавших на Керчь. Кроме того, важно было уничтожить немецкий штаб, обосновавшийся так близко от партизанской подземной крепости. Ясно было, что фашисты готовятся атаковать партизан. И вот ночью ударная группа партизан в тридцать человек поднялась на поверхность через неизвестный врагу лаз, по которому ходили разведчики. Группой командовал сам Зябрев. С ним были также Лазарев, Корнилов, Жученков, Сергеев с десятком комсомольцев — самые надежные и отборные люди.Иван Захарович Гриценко пулеметом своим, установленным у входа, прикрывал группу.Фашисты обнаружили отряд, и среди них поднялась невероятная паника.Гитлеровцы открыли беспорядочную стрельбу. Партизанам удалось в темноте уложить немало фашистов. Домик, где помещался штаб, был разгромлен и взорван гранатами. Партизаны успели нарушить связь с командованием других германских частей. По всей округе Старого Карантина поднялась лихорадочная пальба, взвились осветительные ракеты. Части, подготовленные к отправке в Керчь, где продолжались еще бои за город, бросились на подмогу разгромленному батальону. Ясно было, что они теперь задержатся в Старом Карантине и Камыш-Буруне, а это, конечно, облегчало положение защитников Керчи.Но дорого обошлась партизанскому отряду эта смелая вылазка. Пулеметная очередь, выпущенная наугад в темноте одним из гитлеровцев, огненным бичом хлестнула шедшего впереди отряда Зябрева. С простреленной головой, с несколькими пулями в плече, он удержался на ногах. Он продолжал подавать команду, руководил действиями отряда и лишь в последнюю секунду, чувствуя, что силы и сознание покидают его, приказал партизанам отходить назад, в свою подземную крепость, и передал командование начальнику штаба Лазареву.Гриценко точным отсечным огнем своего пулемета не давал фашистам окружить отряд. То слева, то справа возле группы партизан вставала невидимая, но для врага непроходимая стена пулеметных очередей Гриценко.Отбиваясь от наседавших со всех сторон гитлеровцев, отряд вернулся в каменоломни, неся на руках впавшего в беспамятство командира и пострадавших в схватке бойцов Рябенко, Кужельного и Павленко.Тихо пробираясь среди партизан, столпившихся в проходной галерее, мальчики подошли к помещению санчасти. Туда никого не пускали. Из-под простыни, закрывавшей вход, доносились хриплые, клокочущие тяжелые вздохи, перемежающиеся с глухими стонами. На минуту из-за простыни высунулась военфельдшер, или, как звали ее, докторица Марина.— Скажите там, чтоб сюда скорее комиссара и начальника штаба… — торопливо проговорила она и опять скрылась за простыней.Через минуту в санчасть мимо расступившихся партизан прошли Котло и Лазарев. Наступила тяжелая тишина; потом освещенная изнутри простыня заколебалась, по ней прошла грузная тень комиссара, и он вышел к партизанам. Он постоял минутку, молча снял с головы ушанку. Партизаны, поняв его без слов, обнажили склоненные головы; я Володе показалось, что каменные стены вокруг чуточку сдвинулись и своды опустились на самые головы людей. «Красавец человек», — вспомнил он слова комиссара и шепотом сказал Ване:— А он вчера меня сам за руку поблагодарил… за разведку.Вечером партизаны хоронили Зябрева. В одном из тупиков узкого штрека, где было много нарезанных плит ракушечника, сложили подобие каменного гроба. В него был опущен командир. Тело было накрыто плащ-палаткой. Надя Шульгина и Нина Ковалева, заплаканные, опухшие, опустившись на колени, положили у изголовья павшего самодельные, вырезанные из бумаги цветы.Горели свечи, поставленные у гроба. Володя вглядывался в красивое, но цветом своим теперь походившее на серый известняк, крупное лицо Зябрева. Его душили слезы, но он только гулко глотал что-то время от времени да все смотрел и смотрел на померкшее, окаменелое лицо Зябрева. Ему пока не приходилось так близко сталкиваться со смертью. Дико и страшно было думать, что вчера еще так внимательно и ласково расспрашивавший его командир, сильно и уверенно несший свое прекрасное тело в теснинах подземелья, отныне останется здесь, среди серых камней, сам неподвижный и холодный, как камень. Сейчас гроб заложат сверху вместо крышки тяжелыми плитами ракушечника. Камни лягут на грудь, на остановившееся сердце командира. Потом потушат свечи. Все уйдут из этого штрека. А дядя Саша, командир Зябрев, останется здесь, уже отнятый у жизни, став частью того холодного каменного пространства, душную тяжесть которого вдруг с такой силой ощутил Володя.Он вначале плохо слышал, что говорил комиссар:— Товарищи партизаны, товарищи командиры, жены, сыновья, дочери партизанские, мы осиротели! Нет у меня сейчас слов, которые бы годились… нет таких слов, чтобы сказать вам все, что хочется сказать о нашем командире, павшем смертью храбрых. Придет время — скажут о нашем командире настоящие слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178