Дамы, привыкшие к его странностям, тут же, смеясь, нас оставляли. Они, кажется, несмотря на привлекательную внешность и статную фигуру, просто не воспринимали доктора как мужчину. Единственная, кто интересовалась нашими с Вульфом разговорами, оказалась красавица-брюнетка, Елизавета Генриховна. Стоило доктору отбить меня у очередной собеседницы, как тут же на смену ретировавшейся товарке приходила Вудхарс и с интересом слушала наши «ученые» разговоры.
Такое к себе внимание мне, честно говоря, льстило, и я старался не ударить лицом в грязь. Мои слабые познания приводили врача в восторженно-шоковое состояние, и он, выпытав какую-нибудь «врачебную тайну», пространно благодарил меня и отходил в сторону, чтобы придумать новый вопрос и, дождавшись, когда я опять разговорюсь с какой-нибудь дамой, задать его.
Пока Вульф переваривал информацию, госпожа Вудхарс теряла ко мне интерес и переходила к другой группе гостей, что мне было, честно говоря, неприятно. Это было странно, потому что до жены путешественника мне не было никакого дела. Она интересовала меня не больше, чем любого нормального мужчину интересует красивая женщина.
К полуночи гостьи губернаторши, наконец, утомились и начали разъезжаться по домам. Один Антон Иванович казался незыблемым и неутомимым. Только тогда, когда Чичерина начала клевать носом, мне удалось уговорить предка окончить затянувшийся визит.
Мы распрощались с хозяйкой, дав обещание прийти утром проведать генерала, и вернулись в гостиницу.
Однако мои испытания на этом не кончились, Влюбленный предок, за неимением другого слушателя, сделал меня своим доверителем. Вместо того, чтобы лечь спать, он начал пересказывать события всего дня, как будто я не был им свидетелем. Потом, используя эпитеты: «ангел», «фея», «богиня» и «кумир», принялся объяснять мне, какой необыкновенной девушкой является барышня Чичерина,
Я был отнюдь не против «чувствительности» и «возвышенности» этого сентиментального века. Я даже с горечью вынужден признать, что мы, в наш «цивилизованный» век, черствы, прагматичны, не желаем быть открытыми и откровенными. Однако всему свое время, и ночью нужно спать, а не вываливать на несчастного сонного потомка весь запас своей «чувствительности».
Милая Анна Семеновна, если это тебе суждено стать моей прапрабабушкой, прости своего непутевого потомка, я так и не узнал обо всех твоих достоинствах, талантах, неземных добродетелях, я позорно уснул.
Утром следующего дня, не успели мы еще заказать завтрак, как от губернатора прислали за нами карету, дворецкий встретил нас доброжелательно, как близких семейству людей, и без доклада повел меня в спальню генерала.
По дороге он благоговейно оповестил меня, что Его Высокопревосходительство изволили проспать кряду пятнадцать часов и теперь чувствуют себя значительно бодрее.
Действительно, старик, отдохнув, смотрелся молодцом.
– А, жопий лекарь пожаловал! – приветствовал он меня не очень изящной шуткой.
Я хотел было ответить ему в тон, назвав «жопьим больным», но подумал, что он может обидеться, и назвал просто «графом».
– Зови меня Сергеем Ильичом. А то от сиятельств и превосходительств один пустой треск. Тебя-то, молодец, как звать величать?
– Алексей Крылов.
– Вот и познакомились. Спасибо тебе, голубчик Алеша, за облегчение страданий. Веришь, думал, помешаюсь от боли. Жить не хотелось.
– Сейчас-то как?
– Ноет жопа проклятая, но грызть внутри перестало.
– Это мы, я думаю, поправим, – пообещал я. – Только вы впредь, Сергей Ильич, на холодное и сырое не садитесь, и носите теплые подштанники, а то без меня вам мало кто сможет помочь, разве что народные целители.
Оказалось, что такое ворожение было еще не в ходу, и я объяснил, что имею в виду деревенских знахарей и колдунов. Попутно я еще популярно и объяснил, что именно у него болит, и признался, что университетская медицина пока не может справиться с таким заболеванием.
– А ты почему справился? – резонно поинтересовался генерал.
– У меня кроме образования, еще клевые паранормальные способности, – на полном серьезе объяснил я.
– Надо же, – удивился граф, – и откуда же они у тебя?
– От Бога, это вроде как стихи писать, одни могут, другие нет. Или губернией управлять. Иной вроде и умен и учен, а начнет править, и всё у него кувырком.
– Это точно, – засмеялся Сергей Ильич, – в этом ты прав, в любом деле талант нужен, только куда в таком разе бездарных девать?!
Разговор по русской традиции перешел из одной в другую плоскость, и мы начали обсуждать общечеловеческие проблемы, понятно, что с разных позиций. Про седалищный нерв в пылу спора как-то подзабыли и вспомнили только тогда, когда в спальню пришла Марья Ивановна, встревоженная моим долгим отсутствием.
– Доктор, что, ему опять хуже? – встревожено, спросила она, прервав на полуслове горячую тираду мужа в защиту попранных молодежью принципов домостроя.
Сергей Ильич смешался и замолчал. Вид у него был не больной, а скорее воинственный.
– Серж, – строго сказала губернаторша, – я сколько раз просила тебя беречься и не ругать молодежь.
– Да я, матушка, и не ругаю. Мы тут с Алешей о всяческой причинности понятий рассуждаем.
– Доктор, – попросила меня Марья Ивановна, – ради Бога, не позволяйте ему горячиться, а то он доспорится до удара.
– Так говорите, «домострой», – ехидно сказал я, когда графиня оставила нас одних, – что-то не похоже, что в вашей семье он соблюдается.
– Это ты, брат, меня уел! – засмеялся генерал. – Ничего, как женишься, сам узнаешь, почем стоит с женой спорить. Мало того, что ты ей слово, а она тебе десять, тут и слезы, и обмороки, опять же мигрень…
Момент для перевода разговора на мою несчастную жену был благоприятный, однако меня что-то удержало от откровенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95