Владыка был человеком умным и тактичным, в местные разборки не встревал, что касается меня, то я от выпитого осоловели предпочитал помалкивать, стараясь не привлекать к себе внимания.
Однако этого мне не удалось. Когда гости окончательно расслабились и раскрепостились, мне довелось услышать про себя много нового и любопытного. Оказалось, что моя персона в городе скрупулезно изучалась и отслеживалась, все перемещения и действия фиксировались, в результате чего были сделаны широкие умозаключения, нашедшие сочувствие в обществе. Я с удовольствием выслушал несколько мифов о собственной персоне.
Во-первых, меня спутали с сыном какого-то Крылова, крупного помещика из соседней губернии, известного присутствующим только понаслышке. У этого Крылова был сын большой оригинал и, по-видимому, колоритная личность.
Он много путешествовал, участвовал в светских скандалах, слыл за ученого и даже писал стихотворения «в антологическом роде» (что это за стихотворения, я так и не понял). В последнее время он остепенился и редактировал журнал «Соревнователь просвещения и благотворения».
Во-вторых, уважая «инкогнито», никто ни о чем прямо не расспрашивал, и понять, что к чему, мне удалось из прозрачный намеков и подсунутого журнала. Действительно, редактором в нем значился некий Алекс. Крылов. Как я выяснил позже – Александр.
Из разговоров выходило, что я малый простой, но тонкая штучка. Как было соотнести мои «литературные таланты» с медицинскими, никто не задумывался.
Я, понятное дело, от всего открещивался, но так неловко и неубедительно, что никто не усомнился в раскрытии «моей тайны». Чем меньше вопросов вызывало мое происхождение и прошлое, тем удобнее было скрывать свое «безродство».
Антона Ивановича Крылова, моего гипотетического предка, в городе знали мало. Поместье в наследство он получил недавно и не успел обзавестись многочисленными знакомствами, как это было принято между провинциальными дворянами.
Поэтому меня воспринимали не как родственника здешнего обитателя, а как человека со стороны, невесть как попавшего в медвежий угол и почему-то разгуливающего по уездному городу в странных нарядах.
Теперь же, благодаря мудрым изысканиям и проницательности гостей уездного начальника, завеса тайны оказалась приоткрытой, после чего интерес ко мне, как к теме пересудов, иссяк, и гости опять перешли к местным сварам, а я, выключившись из общего разговора, общался со старичком архиереем.
Так как я не ориентировался в церковной иерархии, то пришлось обиняками выспрашивать, какой пост занимает мой сосед. Оказалось, что владыка был епископом местной епархии. Начинал он карьеру с дьячков, потом окончил «Славяно-греко-латинскую академию», постригся в монахи и дорос до епископа. Все его интересы находились в сфере религии и церкви, он, сколько я мог судить, для своего времени был прекрасно образован и очень огорчался невежеству большинства священников.
Мне епископ понравился. Из разговоров за столом выяснилось, что почти весь свой доход, весьма приличный, он использует на милостыню. С обильно сервированного стола он брал самые неказистые яства, вроде грибочков и огурчиков. Водка у него оказалась «фальшивая». Из собственного графинчика. Старик, чтобы не портить компанию, подливал себе в рюмку простую воду.
Я не отличался таким благонравием и воздержанностью, пил со всеми наравне и был уже порядочно пьян. Это не мешало нам нормально общаться. Старик тактично не давил своим авторитетом и «жизненным опытом» и просвещал меня по непонятным вопросам писания. Не помню к чему, но я рассказал ему о своих отношениях с Алей.
Владыка выслушал и уточнил только один вопрос: исполняю ли я заповедь о прелюбодеянии. Пришлось покаяться, что в этом-то я грешен.
– А почему ты, сыне, не женишься на девице? Ее крестьянским состоянием пренебрегаешь?
– Нет, конечно. Ее происхождение меня меньше всего волнует. Дело в том, что она формально числится замужем.
– Как так? – не понял владыка. – Что значит «формально», по форме, что ли?
– Это значит, что она обвенчана, но женой не стала.
– Что-то никак я не разумею, как такое может статься.
Пришлось рассказывать ему всю длинную историю Алиного замужества и предполагаемого вдовства.
– Значит, помещик приревновал свою полюбовницу к денщику, – уточнял детали архиерей, – и насильно женил его на крестьянской девчонке?
– Да, владыка, а денщик не смирился и пустился с любовницей в бега. Тоже, наверное, была большая любовь…
– В грехе любви не бывает, – нравоучительно заметил иерей, как и всякий монах, «большой специалист» в любовных отношениях.
Я не стал к нему цепляться и убеждать в обратном.
– Как бы то ни было, но моя Алевтина оказалась ни девой, ни бабой. Потом денщика поймали и отдали в солдаты.
– Коли венчана, значит, жена. А то, что между ними ничего «скоромного» не было, ничего не значит. Должна соблюдать верность.
– Это все так, да только слух прошел, что муж ее умер. Вот и неизвестно теперь, то ли она замужем, то ли вдова.
О том, что об Алином вдовстве мне сказала деревенская колдунья бабка Ульяна, я понятое дело, говорить не стал.
В это время начали подавать на стол сладкие пироги и ликеры, и наш разговор прервался. Архиерей вышел из-за стола по своей нужде, а моим вниманием завладел сидящий по левую от меня руку офицер, который принялся пространно рассуждать о доблести русского оружия и непобедимости нашей армии.
Я вежливо слушал, согласно кивая головой. Никаких возражений против того, что русская армия самая лучшая в мире, у меня не было, Тем более что ни ее, ни каких других современных армий я не знал, а до грядущего поражения русских войск от Наполеона на Аустерлице было еще лет пять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95