Мне было никак не до любви, и я смогла принять только косвенное участие в его пылких объятиях. Он уже узнал, что такое настоящая страсть и моя равнодушная пассивность его более не устраивала. Он вскоре отпустил меня и обижено спросил:
– Я вам совсем неприятен?
– Да, – кратко ответила я.
– Алекс, вы жестоки! Неужели у вас не осталось ко мне капли нежности?!
– Миша, мои просьбы нужно выполнять! И прекратите называть меня собачьей кличкой «Алекс», у меня есть свое русское имя! – ответила я и повернулась к нему спиной.
Он долго горестно вздыхал, ворочался и мешал мне заснуть. Наконец не выдержал молчания и повинился:
– Простите меня, Алевтина Сергеевна, я был неправ. А что касается вашего дела, то я отведу вас к одной своей тетушке, княгине Щербатовой – вдове известного историка Михаила Михайловича Щербатова. Возможно, она сможет дать вам необходимые разъяснения.
– Как вы меня туда отведете, когда я нахожусь под арестом, да еще и под вашей охраной. Мы просто оба попадем в дурную историю.
– Я уже все придумал! – радостно оживился Миша, решив, что я его простила. – Завтра в Зимнем на посту будет дежурить моя рота. Я прикажу принести вам одежду нашего полка, и мы ночью сможем беспрепятственно отправиться, куда нам заблагорассудится!
– А вдруг меня будут разыскивать император или Пален? – с сомнением спросила я.
– Государь ездит ночевать к семье в Петродворец, а графу что делать ночью в Зимнем? Мы быстро навестим тетку, узнаем все, что нужно, и к утру вернемся назад. Она живет совсем близко на Невском. До ее дома отсюда хода менее десяти минут! Соглашайтесь Алекс, и не дуйтесь на меня. Вы разбиваете мне сердце!
– Так уж и разбиваю! – улыбнулась я.
Он это почувствовал и немедля заключил меня в объятия. На этот раз я не противилась. Мне и самой надоело быть неприступной, и я позволила ему меня соблазнить. Миша был в полном восторге, и как только мог, старался быть приятным. После понятных действий мы так и заснули, не расцепляя объятия.
Утром он вскочил чуть свет, и едва сменился караул, развил кипучую деятельность. Сначала вызывал своего приятеля Огинского и долго с ним шептался. Потом к нему пришел какой-то гвардейский сержант с княжеским титулом, примерно моего роста и комплекции, и обещал к вечеру принести свой Преображенский мундир.
Тотчас наградить Мишу за рвение я не рискнула, памятуя обещание Палена расправиться с ним, если он сблизится со мной и станет ему помехой. Во власти и способностях графа я ничуть не сомневалась. Тому свидетельством были мои туалеты. Как он сумел за немыслимо короткий срок добыть мне столько платьев и туфель, не укладывалось в разуме!
Миша, конечно, пытался выторговывать себе лишние дневные ласки, но, помня вчерашнюю трепку, и мою последовавшую за тем холодность, в этом не особо усердствовал. Мы даже на какое-то время разошлись в разные комнаты, но скоро обоим стало скучно, и я пришла к нему просто поболтать.
Мое благоразумие принесло свои плоды. Когда в дверь постучали, срочно одеваться, как и прятать румянец и блестящие глаза нам не потребовалось. Миша спросил, кто пришел и незнакомый, уверенный голос с каким-то незнакомым мне акцентом ответил, что по приказанию императора госпоже Крыловой следует немедленно явиться в кабинет его величества.
– Это Кутайсов, – прошептал мне на ухо Воронцов, глазами указывая, чтобы я ушла к себе, – камердинер Павла.
Об этом человеке мне рассказывала Маланья Никитична. Он был пленным турком, попал каким-то образом в услужение к Павлу Петровичу и завоевал его расположение и полное доверие. К ужасу русского родового дворянства, Павел этим летом пожаловал его баронским титулом и пообещал скоро сделать графом.
Пока Миша открывал дверь, я быстро прошла к себе и села в кресло, изобразив на лице глубокую задумчивость. Лишь только я заняла позицию, как в дверь громко постучали, и Воронцов, не входя, с порога, обратился ко мне холодным официальным тоном:
– Госпожа Крылова, к вам барон Кутайсов от его величества.
– Просите его войти, – без промедления, ответила я.
Миша не успел ничего сказать, как в комнату вошел человек лет сорока пяти с темным, нерусским лицом и карими миндалевидными глазами. Я встала и вежливо ему поклонилась. Он снисходительно кивнул в ответ и заговорил неприятным, каким-то придушенным голосом:
– Госпожа Крылова, его величество император Павел Петрович просит тебя оказать честь и посетить ему в кабинете.
Он так и сказал не «его», а «ему».
– Извольте подождать несколько минут, мне нужно переодеться, – попросила я.
На мне было надето скромное платье из шелка темно-болотного цвета, отделанное узкой золотой тесьмой. Оно было вполне прилично для дня, но не совсем подходило для визита к императору. Кутайсов осмотрел меня с головы до ног и, кажется, остался доволен.
– Не нужно переодеваться, – решительно сказал он, – государь не любит ждать. Надень перчатки, это будет хватит.
Я кивнула и начала натягивать на руки перчатки из телесного цвета лайки. Кутайсов не дожидаясь когда я буду готова, повернулся и вышел из комнаты. Просить его погодить, я не решилась, и пришлось идти за ним, надевая перчатки на ходу. Миша, не спрашивая позволения, устремился следом за мной.
Выполнив свою миссию, императорский камердинер перестал обращать на меня внимания. Он шел впереди, не удосуживаясь даже посмотреть, следую ли я за ним. Мне такое небрежение не очень понравилось, но лезть со своим уставом в чужой монастырь я не стала и безмолвно следовала за любимцем государя.
Мы спустились по лестнице на нижний этаж и довольно скоро добрались до личных покоев императора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95