Мужчины по уму совсем глупый народ, считай, как малые дети и очень пекутся, чтобы быть во всем первыми. А уж по этому делу так особо гордятся. Ты так всегда и говори, мол, у тебя такой, что и не приведи господи! Мол, лучше и краше я еще не видывала. Он по своей глупости загордится и за то тебе всегда особый презент сделает, – бормотала старуха. – И еще они любят властью и богатством хвалиться. Иным и этого дела не надо, дай рассказать какой он знатный и богатый.
Помню, был такой Полуэкт Никадимыч, мужчинка, надо сказать, незавидный, этакий тьфу – плюнуть и растереть. А на меня так заохотился, что святых выноси. Уж как только не добивался, подарками засыпал, молил, мол, люблю, сил нет. Не дашь, руки на себя наложу. Почитай, в ногах валялся. Ну, я не устояла и уступила. Веришь, даже боялась, что он меня за ночь как кобылу загонит. Невзрачные они бывают ужас какие прыткие, одним словом корявое дерево в корень растет.
А он знаешь, что сделал? – добродушно засмеялась старуха. – Всю-то долгую зимнюю ноченьку рассказывал, какой он большой человек. Начал с титулярного советника, а кончил фельдмаршалом. А уж какие у него дворцы оказались – чище царских! И поместья-то у него лучше, чем у первого вельможи. Крестьянских душ столько, что на всей Руси столько народа нет. А ко мне так даже пальцем не прикоснулся. Вот, а ты говоришь, любовь!
Больше до самого вечера ничего интересного не произошло. Граф Пален не объявлялся, и обо мне никто не вспоминал. А вот утром в нашей комнате оказался зарезанный человек. Обнаружила его моя старуха. Она проснулась раньше меня и только собралась встать, глядит, а посередине комнаты лежит ничком мужчина с ножом в спине.
Маланья Никитична так закричала, что не только я вскочила со своих полатей, к нам тотчас сбежались люди со всех соседних комнат. Я когда увидела убитого, прикусила язык. Нож в его спине мне был очень хорошо знаком. Это был тот самый узкий с костяной ручкой кинжал, который мы с Евстигнеем недавно вытаскивали из спины моего ночного убийцы.
Поднялся такой переполох, что своего голоса не было слышно. Скоро на шум явились ночные слуги и караульные гвардейцы. Убитого перевернули на спину и долго рассматривали, но никто его не узнал. Доложили по начальству, после чего переполох усилился и к нам пришли проводить следствие самые натуральные генералы в мундирах. Хорошо хоть в тот день в Зимний дворец не заглянул государь. Он так не любил беспорядка, что в наказание за нерадение мог всех караульных отправить в Сибирь.
Проведенный розыск, в конце концов, принес свои плоды: кто-то из следователей узнал нашего мертвеца. Это был полицейский чиновник, да не простой, а в чине коллежского советника, или по военной мерке полковника. Причем у мертвеца, кроме ножа в спине, в руках оказалась натуральная удавка. Именно это обстоятельство всех напугало особенно сильно. Государь, который ненавидел всяких якобинцев, коих считал закоренелыми преступниками, никому бы из должностных лиц не простил того, что во дворце, под самым их носом, разгуливают высокие полицейские чины с удавками. Он вполне мог принять это за заговор против своей августейшей персоны.
Звали убитого коллежским советником Седовым. Мне эта фамилия ровно ничего не говорила. Однако когда сказали его имя отчество – Платон Петрович – я похолодела. Именно так называл в мыслях своего начальника мой первый конвоир Ломакин. Теперь, в отличие от всех кто проводил дознание, я твердо знала, для чего в нашей комнате оказался начальник Ломакина.
Когда первые минуты растерянности прошли, какой-то строгий генерал приказал, чтобы из комнаты с убитым удалили всех посторонних. Нас с Маланьей Никитичной отослали в соседнее помещение, а потом, по приказу самого графа Палена, перевели в обширные покои и приставили к нам караул.
Теперь мы оказались в большой комнате с видом на реку Неву и Петропавловскую крепость. В соседней комнате нас охраняли двое гвардейцев. Обстановка во дворце была напряженная, все боялись гнева царя. Я, само собой, ничего никому не говорила, и свои догадки держала при себе. Зато Маланья Никитична болтала не замолкая и строила самые невероятные предположения. Мне же, чтобы остаться в живых, впору было мечтать об одиночном заключении.
До вечера больше ничего не произошло. Во всяком случае, о нас никто не вспомнил и никаких новых вопросов не задал. С охраной тоже все устроилось самым лучшим образом. Я несколько раз заглядывала в караульную комнату, и видела там стоящих на часах солдат. Однако вечером вдруг произошло событие, во многом изменившее мое грустное пребывание в Зимнем дворце.
Было еще светло, но мы со старухой после всех волнений собрались ложиться спать. Она уже начала раздеваться, когда к нам негромко постучали, и в комнату вошел знакомый мне секретарь графа Палена Афанасьев.
Выглядел он не так, как обычно, деловитым и торопливым, а слегка смущенным. В руке он держал довольно объемный узел.
– Добрый вечер, сударыня, – поздоровался он только со мной, почему-то не заметив мою напарницу.
– Добрый вечер, – разом ответили мы обе.
Афанасьев прошел в комнату и торжественно водрузил на стол сверток.
– Его сиятельство приказал доставить вам это маленький презент и просил на словах передать, что был очень доволен беседой с вами.
– Спасибо, – поблагодарила я, не зная, что и думать об удовольствии, которое получил Пален от нашей беседы.
Я попыталась понять, о чем в эту минуту думает сам Афанасьев, но в голове у него оказались странные мысли о новой фаворитке, и о том, как загладить передо мной его вчерашнюю небрежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95