– Мне такого не попалось. Тешились, пока не прискучу, а потом хорошо, если ситца на сарафан подарят. Мужчины только когда в охоте щедрые, а после всего у них и полушку на булавку не выпросишь.
Я согласно кивала и делала вид, что внимательно слушаю старческую болтовню, а сама обдумывала свое положение. По тому, что я узнала, выходило, что непредвиденная смена моих тюремщиков запутала все карты. Надворный советник Ломакин подчинялся какому-то Платону Петровичу, который обиняком приказал ему меня убить. Татищев, просто исполнял приказ кого-то из высших сановников, и надзирал за полицейским чиновником, Вяземский вообще имел о моем аресте самое общее понятие и исполнял приказ только своего командира полка.
Теперь, в точности исполнив поручение, он вернулся в полк и о моем появлении во дворце знает в лучшем случае его полковое начальство. Получалось, что пока мне следовало бояться только некоего полицейского Платона Петровича, начальника Ломакина и таинственного могущественного врага, затеявшего этот непонятный арест. Кто им мог быть, я могла только гадать. Одно было несомненно – это была персона из самых первых в империи.
– А ты, если присмотреться, не очень и фигуристая. Я в молодости куда краше тебя была, – продолжала обсуждать задевшую ее тему Маланья Никитична. – Да и в постелях мужчине что от девчонки прока, одна только фикция и слезы. А которая настоящая баба, та огонь! Никакой порох не сравнится! Помню, я как-то махалась с армейским полковником Иваном Абрамовичем, он так и говорил: «Ты, Маланья, как мина под городской стеной, после тебя одни головешки остаются. С тобой ночь проведешь, к жене и неделю подходить неохота». Вот, а ты мне говоришь!
Я ничего ей не говорила, но чтобы задобрить старуху, согласно кивала головой. Слушать ее было не интересно. Скоро она начала повторяться и говорила примерно одно и то же, раз за разом рассказывая и о Светлейшем князе Потемкине, и о неведомом полковнике, сравнившем ее с миной.
Время между тем шло. Мной никто не интересовался и постепенно я начала привыкать и к комнате, и к старухе. В обед нам принесли еду прямо в комнату. Кормили во дворце сытно, но невкусно. Я столовалась, как простая особа, вместе со слугами. Маланья Никитична, найдя во мне безотказную наперсницу, принялась рассказывать мне обо всей своей жизни. Слушать ее воспоминания было скучно, но деваться было некуда и приходилось внимать стариковской мудрости.
Жизнь ее во дворце была бедна внешними событиями, но очень насыщенная, и состояла в молодости из любовных историй, в зрелости – из интриг. Слуги жили своей замкнутой жизнью, составляли партии, группировки, которые постоянно враждовали друг с другом. Мне не было никакого дела до их счетов и отношений, но именно интриги больше всего занимали мою надзирательницу.
В приятной компании с Маланьей Никитичной я провела целую неделю и узнала от нее подноготную о большинстве вельмож и царедворцев Российской империи. Обо мне пока никто не вспоминал и начало казаться, что арест и длительное путешествие останутся единственными результатами этого странного происшествия. Однако в одночасье все вдруг поменялось.
Ранним утром, только мы со старухой встали и умылись, в коридоре за нашими дверями началась непонятная суета. Маланья Никитична, хорошо знавшая местные нравы, испугалась, вскочила и, прикрикнув на меня, начала суетливо прибираться в комнате. Я спросила, что случилось, но она только шикнула на меня и велела поторапливаться. Не успели мы навести хоть какой-то порядок, как дверь без стука распахнулась, и на пороге показался маленького роста человек в военном мундире. От неожиданности мы обе вскрикнули, после чего моя матрона раболепно склонилась до земли в самом почтительном поклоне. Мне, чуть запоздав, пришлось последовать ее примеру.
Нежданный гость на наши поклоны не ответил и уставился на меня буравчиками бешеных глаз. Мне стала страшно. Гость казался чем-то страшно раздосадован, и его непонятная ярость буквально прижала нас со старухой к паркету.
– Это что еще такое! – закричал он высоким голосом.
Маланья Никитична так испугалась, что не смогла в ответ вымолвить даже слово, и опустилась перед ним на колени. Я, не зная, что делать и говорить, осталась стоять на ногах, низко склонив голову и не поднимая глаз.
В голове у гостя теснилось сразу много разных мыслей, но я от испуга и неожиданности ничего не смогла понять. Он между тем быстро прошел в комнату и пробежался по ней легкой походкой занятого и очень энергичного человека. Зачем он пришел и что высматривает, я в своей согбенной позе видеть не могла и только когда прямо передо мной оказались его ноги в тесных, в обтяжку панталонах и начищенных до зеркально блеска сапожках, осмелилась чуть приподнять голову.
– Почему непорядок! – закричал он.
– Прости батюшка, мой грех, недоглядела! – наконец сумела сказать дрожащим голосом старуха. – Все исправлю!
Что за непорядок он обнаружил и что Маланья Никитична собирается исправлять, я не поняла. У нас и до уборки было чисто, а теперь и вовсе не осталось ни соринки.
Гостя ответ удовлетворил, и он немного остыл.
– То-то же! – чуть спокойнее, чем раньше, произнес он. – У меня чтобы ни-ни! Вы кто такие? – почти без паузы спросил он.
– Я служанка, а это при мне арестантка, – ответила Маланья Никитична.
– Арестантка! – взвился он. – Тогда что она здесь делает?! Для арестантов есть другие места кроме императорского дворца!
– Не ведаю, государь-батюшка, – жалостливым голосом заверещала старуха, – мне наказали девку стеречь, я исполняю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95