– не понял я.
– Да эти хранцузы, все болтают свое шарами, да шарами, вот и пришлось за правду пострадать, и так далее.
– Что, так далее? – не понял я.
Лакей посмотрел на меня с плохо скрытым пренебрежением и, снизойдя к господской тупости, объяснил:
– Не понравилось шаромыжнику правду о себе слушать, пришлось поучить и так далее.
– А какую ты ему правду сказал? – осторожно поинтересовался я, не очень представляя, как эту правду могли понять не знающего русского языка французские солдаты.
– Такую! Нечего им на нашей земле делать. Повадились, видишь ли. Что им здесь медом намазано? Вот и пришлось вразумлять и так далее.
– Понятно, – сказал я, – у тебя значит к иностранцам ксенофобия?
– Вот, вот, правильно вы сударь говорите, ненависть у меня к ним. Мы же к ним не лезем, пусть и они к нам не лезут, ну и так далее.
– Понятно, передай барыне, что скоро буду.
Мне стало скучно его слушать, все эти националистические глупости жуются безо всякого прока уже не одно столетие.
– Хорошо, можешь идти, – отпустил я его.
Однако лакей уходить не торопился, осмотрел лежащее на столе оружие «иностранного производства» и почему-то спросил:
– Вот вам, сударь, немцы нравятся?
– Не знаю, мне как-то все равно, какой кто национальности, главное чтобы человек был хороший, – ответил я.
– Так и я тоже говорю. Почему хорошие люди должны от немцев страдать? Погнать бы всех поганой метлой с нашего двора и все дела, ну и так далее.
– Знаешь, почему Россия стала великой страной? – спросил я, забавляясь непримиримостью крепостного ксенофоба.
– Почему? – насторожено, спросил он, явно, подозревая во мне переодетого иностранца.
– Потому что никого не гнала, а наоборот, всех принимала, – ответил я, – ну, и так далее.
Лакей подумал, кажется, что-то понял и заговорил, горячо и торопливо, будто боялся не успеть облегчить душу:
– Вы, сударь, сразу видать, своего суждения не имеете! Слова непонятные говорите, а человеческую душу понять не можете! А Дуньку-сучку я все одно не прощу, пусть хоть в ногах валяется! Она еще приползет, блуда, будет каяться! А я так ей и скажу, иди, мол, куда хочешь, а моего прощения тебе нет, ну и так далее!
– Так вот отчего ты немцев не любишь! – засмеялся я. – Девку у тебя французы увели, да еще и морду набили. Что поделаешь, милый мой, это естественный отбор. Выходит ты не доминантный самец.
– Вы, сударь, говорите-говорите, да не заговаривайтесь! Вы своих людей лайте, а чужих не тронь! У меня свои господа есть! Если вы так русского человека понимаете, то счастливо оставаться!
Дав достойную отповедь безродному космополиту, лакей гордо удалился, а я отправился ужинать. Компания за столом собралась прежняя, включая давешнего Сергея Петровича, который, почему-то, до сих пор не уехал разбираться с крестьянским бунтом и убийством Урусовых.
К столу спустилась и княжна Марья. Она была бледна, с припухшими и покрасневшими глазами, но знаки внимания и соболезнования принимала и отвечала на сочувствие, бледной, благодарной улыбкой. Кологривов обвивал ее как плющ, и мне едва удалось, оттеснив его на минуту, спросить, как она себя чувствует. Екатерина Романовна, помолодевшая с блуждающей на губах легкой улыбкой, не отпускала от себя ни на шаг виконта, и на остальных гостей и сына почти не обращала внимания.
Получилось, что все разбились на пары, и мне достался Сергей Петрович. Слушать его экскурсы в военное дело я уже не мог физически и постарался перевести разговор на более интересную для меня тему, спросил, где в их уезде можно купить лошадей.
– Какие у нас в уезде теперь лошади, – удивился он, – все, что были давно раскуплены. За лошадьми, драгоценный вы мой, поезжайте на Дон. Ближе вам ничего путного не найти.
– Непременно так и сделаю, – поблагодарил я, не скрывая иронии. – Сразу же, как только представится случай.
– Или если хотите, – не слушая, продолжил он, – могу вам уступить двух каурых жеребцов. Кони – огонь! И цена смешная, всего-навсего, двадцать тысяч.
– Действительно смешная, – согласился я, – они у вас, наверное, из императорской конюшни?
– Вы думаете, это дорого? – удивился он. – Есть и дешевле, по пяти тысяч серебром. Тоже хорошие лошади. Берите, не прогадаете!
– У вас, что свой конезавод?
– У меня? С чего вы взяли?
Этот Сергей Петрович уже так мне надоел, своей глупой настырностью, что я не удержался от издевки:
– Показалось. Подумал, откуда у мелкого чиновника с зарплатой в пятьсот рублей в год такие дорогие лошади?
Все за столом замолчали, сам же «мелкий чиновник» насупился, и принялся ковырять вилкой в осетрине.
На этом торг и окончился. Мне захотелось уединиться в своей комнате, в надежде, что обещанный Любашей визит не заставит себя ждать.
Почему-то, эта новая знакомая меня очень заинтересовала, и мне не терпелось выяснить с ней несколько спорных вопросов. Потому, я извинился перед дамами и сразу же после ужина, отправился к себе. Мне показалось, что никого, включая Машу, мой уход не расстроил.
По дороге к себе, я встретил подбитого ксенофоба, он уныло стоял, прислонившись спиной к стене и, видимо, лелеял тайные умыслы против инородцев.
– Ты что здесь делаешь? – спросил я, наткнувшись на него в темном коридоре.
– Ничего не делаю, – коротко и емко, ответил он.
– Хочешь заработать рубль? – задал я ему конкретный вопрос.
– Серебром или ассигнациями? – уточнил он.
– Серебром!
– Кто же не хочет!
– Сможешь принести мне из буфета бутылку Мальвазии и закуску? Только чтобы никто об этом не узнал.
– Не смогу, – грустно ответил он, помолчал и пояснил. – Мальвазия вся вышла.
– А что у вас есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93