Девушка схватилась за порванные концы, инстинктивно пытаясь прикрыть грудь, но отец рванул вниз так, что она слетела с тела и Дарья оказалась совершенно голой. Ход был циничный, но почти беспроигрышный. Какой мужчина упустит такое зрелище!
– Смотри, какая девка! – закричал барин, толкая дочь прямо на остолбеневшего Степана.
Тот машинально обнял Дарью за плечи, а любящий отец, воспользовавшись заминкой, бросился к дверям, за помощью, но наткнулся на мою саблю.
– Куда это ты спешишь? – спросил я, приставляя ему клинок к горлу. – Мы еще с тобой не договорили! Где мужик, которого вечером привели из холодной?
– Мужик, какой мужик, – прошептал он, пятясь, от холодной стали.
Блеснувшая было надежда спастись, внезапно померкла. Я теснее прижал саблю к шее.
– В подклете, – сказал он, закидывая голову, чтобы не порезать горло о лезвие.
– Веди, – приказал я, – если дернешься и станешь звать на помощь, снесу голову!
Все семейство застыло в оцепенении на своих местах. Дети жались к стенкам, а громогласная супруга откинулась на подушках и, открыв рот, бессмысленно переводила взгляд с мужа на обнаженную дочь. Пунцовая от стыда и унижения девушка сжалась и пыталась прикрыться руками.
Мы с Кошкиным медленно пошли к дверям. Степан по идее должен был последовать за нами, но он вдруг отчебучил такое, что я едва сдержал улыбку: сбросил с себя камзол и накинул Дарье на плечи. Теперь они стояли близко друг от друга, он обнаженным по пояс, она с голыми ногами. «Красивая пара» – подумал я, впервые оценив внешность товарища, мощный, прекрасной лепки торс и открытое, простодушное лицо. Теперь оно было донельзя растерянное.
Мы с помещиком дошли до двери, и я тут же забыл о них.
– Прикажешь всем выйти во двор!– сказал я Кошкину, слегка поигрывая клинком.
Он намек понял и шепотом сказал, что все выполнит, Особенной уверенности в его добросовестном сотрудничестве у меня не было, но тянуть было нельзя, доски уже трещали под ударами. Я рывком отодвинул замок. Дверь стремительно распахнулась, и в светлицу влетел встрепанный мужик с круглыми от ужаса глазами, Он, еле справившись с инерцией, остановился и застыл посередине комнаты. Еще несколько голов просунулись из людской каморы, но, увидев возле дверей барина, скрылись.
– А-а-а! – вдруг на одной ноте закричал ворвавшийся к нам встрепанный холоп, но Степан шагнул в его сторону и сверху стукнул кулаком по голове. Тот оборвал крик и опустился на пол. От стремительного движения казака камзол слетел у девушки с плеч, но я не стал отвлекаться на чудное видение, и приказал Кошкину:
– Вели всем идти во двор.
Кошкин послушался и привычно прокричал команду. Сразу же послышался топот многих ног, В чем, в чем, а в неумении поддерживать дисциплину Афанасия Ивановича упрекнуть было нельзя. Когда мы с ним вошли в людскую, там никого не оказалось, только на полу валялось тряпье, служившее постелями дворне.
– Показывай, где мой человек, – сказал я, не давая помещику расслабиться.
– Там, – обреченно сказал он, указывая глазами на еще одну дверь. Она находилась почти рядом с входной, и мы с запорожцем раньше не заметили.
– Быстрей двигайся, – поторопил я хозяина, явно не спешащего попасть в собственный застенок.
Дверь в подклеть оказалась запертой снаружи на засов, Я был предельно осторожен. Силы у нас с Кошкиным были явно неравны, но человек он был тертый и очень хотел жить, потому мог выкинуть какой-нибудь нежелательный фокус, особенно если я зазеваюсь.
– Открой засов, – сказал я, – и двигайся очень осторожно, если не хочешь остаться без головы.
Кошкин промычал что-то неопределенное и в точности выполнил указание. Мы вместе протиснулись в узкую дверь. В застенке было довольно светло, свет сюда проникал сквозь узкие окна бойницы, явно предусмотренные для обороны. Все что полагалось для помещения такого назначения, тут было в наличие и дыба и даже плаха. Слава Богу, никаких расчленных тел на полу не лежало, только связанный по рукам и ногам Гривов.
– Иди туда, – приказал я помещику, указав место на котором он будет на глазах, пока я освобождаю крестьянина.
Гривова связали мокрыми сыромятными ремнями, которые, высыхая, должны были врезаться в тело. Однако здесь было так сыро, что пока никакого особого вреда они ему не причинили, Григорий даже смог приподнять голову, когда услышал мой голос. Я просунул клинок под ремень на груди и перерезал его одним движением. Путы сразу ослабли, и дальше мой приятель освобождался сам. Я же стерег Кошкина. Было понятно, что он не ждет от нас ничего хорошего и готов сделать что угодно лишь бы спастись.
– Как ты? – спросил я Гривова, помогая ему подняться.
– Живой, – ответил он, разминая затекшее тело. – Я уже и не надеялся... Ну, что, барин, вот мы и встретились, – добавил он, поворачиваясь к Кошкину, – ты хотел знать кого я уводил в лес? Вот его и уводил, – указал он пальцем.
Они оба посмотрели на меня.
– Его? – удивленно спросил помещик. – Казака? Это что тот самый, который был с Марфой?
Мы молчали, давая ему возможность осознать новость.
– Но, ведь тот сгорел!..
– Не до конца, немного осталось, – сказал я. – А теперь пошли во двор.
– И Марфа? Марфа тоже? – совершенно ошарашено спросил Кошкин.
– Тоже, тоже, – ответил я, подталкивая его к выходу, – радуйся, что не загубил невинную душу, может на том свете зачтется. Тебе кто ее велел сжечь, Захарьина?
– Она, – тихо ответил он, – она ехидна, серебром и златом прельстила ведьма. Только я сам не хотел девке зла, меня бес попутал! Как будто затемнение нашло, не моя в том вина, а нечистого, – поторопился он оправдать свою вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95