Те, кто уже мог передвигаться, сползались к бадье и черпали воду руками.
– Вон тому дай, – потребовал Степан, указав на последнего, еще не пришедшего в себя пленника.
Я подошел и попытался перевернуть того на спину. Ему вода больше не требовалось. Он был мертв. Между тем, догорел последний соломенный жгут, и в арестантской опять стало темно.
– Сейчас еще принесу, – послышался голос моего провожатого.
В избе стало тихо, оставшись без света, люди как будто чего-то испугались и притаились.
– Севастьян, – позвал Иван Степанович, – чего-то дверь закрылась!
Снаружи раздался глухой смешок, хихикали долго, с ехидцей и придыханиями. Все мы молча слушали отзвуки чужой радости. Потом, сторож все-таки откликнулся:
– Попались голубчики! Посидите, посидите!
– Севастьян, ты это что? – испугано, позвал крестьянин. – Мы же с тобой условились! Хочешь, весь червонец отдам?
– Ишь, посулами накормить решил! – послышалось снаружи. – Знаю я тебя выжигу! Мне боярин за веру и радение новую избу велит поставить, к себе в услужение возьмет!
– Это что же такое делается, – чуть не плача воскликнул Иван Степанович. – Как же так, мы же с тобой с малолетства знакомые, я твоему сынишки крестный отец! Севастьянушка, отопри нас родимый!
Пока они разговаривали, я от тлеющей, недогоревшей соломы запалил лучину. Слабый огонек осветил сидящих и стоящих людей. Все смотрели на закрытую дверь, за которой была так недолго тешившая их свобода.
Дверь была мощная из грубо отесанных толстых плах и висела на кованных петлях. Такую просто так, плечом не вышибешь.
– Эй, ты! – крикнул я. – Слышишь меня?
– Как не слышать, слышу! Ты, сволочь казацкая, теперь не соловьем петь будешь, а... – мужик замялся, придумывая с какой птицей уничижительней будет меня сравнить, и почему-то решил, что с дятлом, – ... дятлом!
Кстати, я никогда не слышал, как поет дятел, и не обиделся.
– Дятлом у меня теперь будешь петь! – кричал он и смеялся собственной шутке.
– Слышь, Севастьян, – спокойно сказал я, подходя вплотную к дверям, – не откроешь сейчас же, жизни лишишься!
– Хе-хе-хе, – залился он. – Ты меня, что клювом задолбишь? Так нет у тебя клюва!
– Клюва правда нет, а вот собака есть! – ответил я.
– Что за собака? – продолжал смеяться он. – Мы твою собаку палкой! Собака палку любит!
– А ты оглянись, она позади тебя стоит! – сказал я, когда он отсмеялся. – Только палку возьми побольше, а то не справишься!
У меня почему-то не было сомнения в том, что Полкан в этот момент действительно стоит за его спиной. Вроде так и оказалось. Севастьян ойкнул и закричал:
– Поди прочь, поди! Пошла проклятая!
Вся наша компания напряженно вслушивалась в его возгласы.
– Севастьян, – теперь громко, позвал я, что бы он все расслышал, – не откроешь, прикажу собаке тебя загрызть!
– Пошла! – опять закричал он, потом огрызнулся. – Пугай, не пугай, я собак не боюсь! Сейчас покличу подмогу, придет конец твоему оборотню!
«А может и правда оборотень? » – подумал я.
– Люди! – закричал он вибрирующим голоском. – Люди, караул!
Выхода у меня не осталось. Если сейчас сюда сбегутся барские холопы нам из избы не выбраться. Запросто сожгут живьем.
– Полкан! – крикнул я. – Взять его!
– Люди!– взвизгнул сторож и его крик захлебнулся.
Теперь тишина была и внутри и снаружи.
– Загрызла, – прошептал кто-то за моей спиной.
Я не обернулся, смотрел на дверь, пытаясь придумать, как ее открыть. Будь бы она шире, можно было бы попробовать навалиться на нее скопом, биться же об узкое дверное полотнище в одиночку, совершенно бесполезно.
– Слышь, казак, – сказал кто-то из пленников, – попроси пса, пусть он нас откроет!
Совет был, что называется, отпадный, только, к сожалению, трудно выполнимый.
– Как же ему объяснить, как открыть дверь, – ответил я, – что он человек? !
О том, чтобы попросить о помощи Полкана, я тоже подумал, причем, сразу же, как только утих во дворе сторож. Однако даже примерно не представлял, как втолковать собаке логическую связь закрытой двери с подпоркой. Такое, мне кажется, на словах не сможет понять не только собака, но даже человекообразная обезьяна.
Советчик тут же, не задумываясь решил проблему.
– Так и скажи, убери, мол, Полкан, подпорку.
Совет был такой идиотский, что мог и сработать. «Чем черт не шутит», – подумал я и попросил:
– Полкан иди сюда, палка, палка!
Не знаю, что происходило снаружи, но возле двери началась какая-то возня. Я со своей стороны начал их толкать, надеясь, что пес может случайно свалить подпорку и вдруг дверь легко, без скрипа растворились. В дверном проеме показалась запачканная кровью волчья морда.
Раздался общий глубокий вздох.
– Ну, а я тебе что говорил! Я зря не скажу! – горделиво потребовал общего признания советчик.
Как всегда бывает, неблагодарный народ не обратил на своего спасителя никакого внимания. Люди начали подступать к выходу, правда, медленно, опасались стоящего в дверях пса. Я собаки не боялся и вышел первым. Прямо возле дверей лежало тело сторожа. Рассматривать, что с ним сделал Полкан, я не стал, пытался понять, услышали или нет его призывы о помощи. Пока в округе было тихо. Я подозвал пса и благодарно его погладил.
Пленники медленно выползали на свежий воздух. Даже тут запах от них исходил тошнотворный.
– Есть здесь колодец? – спросил меня Степан.
– Не знаю, я тут первый раз.
– Помыться нужно, – тоскливо сказал он.
– Вас что не выводили по нужде? – догадался я, начиная понимать причину жутких миазмов исходящих от заключенных.
– Нет, – односложно ответил он.
– Есть тут колодец, – вмешался в разговор Иван Степанович, – вон там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95