– И где эта мамка?
– Померла, сердешная. Уже девятый день намедни прошел. Уж я так убивалась...
– Пусть будет ей земля пухом, – сказал я.
Женщина, кивнула, промокнула кончиком платка слезу и перекрестилась.
– Так, выходит, ты уже давно в плену? – продолжил я допрос.
– Давно, казаки, когда с Днепра сюда шли, нас с мамкой и захватили. Сначала хотели у батюшки выкуп требовать, а потом решил в гарем султану продать. Их атаман сказал, что так они больше червонцев получат.
Похоже, что на султане и гареме ее крепко заклинило.
– А кто такой султан и что такое гарем?
Как ни странно, ответила она правильно.
– Понятно, – задумчиво сказал я, уже не зная, что и думать. Женщина была так закутана, что разглядеть что-либо кроме носа и губ я не мог. – А звать то тебя как?
– Марфой кличут, – ответила она, подумала и поправилась, – Марфой Ниловной.
Влюбляться в Марфу Ниловну я не планировал. На романтические встречи и близкие отношения с красивыми женщинами мне последнее время везло, но как истинно русского человека после окончания каждого романа, мучила совесть. Обычная борьба духа с плотью. Как мужчину, сеятеля собственного генофонда, меня привлекает каждая подходящая женщина. Но когда плоть побеждает условности морали, душа мстит стыдом и раскаяньем. Правда и то, что стыд не дым, глаза не ест, но все равно, обойтись без психологических травм и самобичевания никак не получается.
Скорее всего, это какой-то рудимент прошлого, оставшийся в мужской ментальности с тех пор, когда женщина в любви была слабее, уязвимее, и слишком многим рисковала. В новые времена, когда и женщины и мужчины принялись тасовать друг друга как карты в колоде, это выглядит старомодно, но что поделаешь, против натуры, как говорится, не попрешь.
– Марфой, говоришь зовут? Это хорошо, – сказал я, непонятно для чего. – Марфа красивое имя...
– Сама знаю, что красивое, как же иначе! Плохим бы меня родители не назвали! – подтвердила она.
Разговор у нас с ней явно не получался. Нужно было менять тему, и я спросил, то, что меня интересовало:
– Ты не заешь казака по имени Степан, который вас вместе со мной спасал?
– Нет, не знаю, – не задумываясь, ответила она.
– Ты вспомни, он высокий казак, с перевязанной головой.
– Казак? – рассеяно переспросила она. – Ты хочешь?...
– Хочу, – перебил я, – принеси ведро теплой воды и корыто.
– Зачем?
– Мне нужно помыть голову, она вся в крови!
Было, похоже, что, вся моя голова опять превратилась в засохшую кровяную коросту. Я попробовал дотронуться до раны, но не смог до нее добраться. В таком виде девушке не понравишься, даже такой заторможенной.
– А ты в баню сходи, – посоветовала она, не двигаясь с места.
– Сходи бы, да встать не могу. Так принесешь или нет?
Марфа задумалась, потом согласилась.
– Ладно, пойду, скажу мужичке.
Я остался один. В избе было сумеречно, свет проникал только через волоковое окошко в крыше, служащее для выхода дыма. Я уже привык к спартанской простоте русского жилища и давно перестал обращать внимание на интерьеры, вернее будет сказать, на их отсутствие.
Только теперь, когда ничто не отвлекало внимание, я вспомнил о собаке и лошадях, которых мы с запорожцем оставили в лесу. Если Степан погиб, они так там и остались.
Однако пока заниматься их судьбой я не мог. Нужно было сначала прийти в норму. О лошадях я не беспокоился, ручей протекал рядом с нашей тамошней стоянкой, а в лесу и на пустыре им было полно корма. Другое дело Полкан, не умеющий сам добывать еду, к тому же раненый.
В избу вернулась Марфа со старой женщиной, которая с трудом несла большое деревянное ведро с водой.
– Марфа, мне нужно срочно найти казака Степана! В лесу остались наши лошади и собака.
Пока дочь воеводы обдумывала мои слова, в разговор вмешалась крестьянка:
– В сарае твоя лошаденка, а Полкан во дворе. Строгий пес, мой хозяин хотел его привязать, так он так зубы оскалил, что к нему подойти побоялись!
Я подумал, раз собаку знают по имени, значит, запорожец жив и попросил женщину:
– Ты за ним пригляди, хозяюшка, и корми хорошо, а я в долгу не останусь.
– Это уж как водится, – поклонилась она, – хоть Он и пес, а как никак, божья тварь.
– И еще, принеси, пожалуйста, корыто, мне нужно рану промыть.
Женщина согласно кивнула и, не медля, отправилась выполнять просьбу. Я же попытался сесть на лавке. С большим трудом удалось приподняться и опереться спиной о стену. Голова кружилась от слабости и потери крови, но я уже привык к постоянным ударам судьбы и научился их преодолевать.
Понимание, что за все необходимо бороться и тебе никто кроме самого себя не поможет, сформировалось постепенно. Слишком мы привыкли к тому, что кто-то должен думать за нас, спасать, заботиться о тепле, пище и когда оказываемся в опасности, не пытаемся самостоятельно решить проблему, а первым делом ждем чьей-нибудь помощи. По этому поводу стоит вспомнить, трагедию с домами близнецами в Нью-Йорке, атакованными террористами. Лишь небольшая часть людей попавшихся в огненный капкан пыталась спастись самостоятельно, основная масса пассивно ждала помощи.
– Помоги мне сесть, – попросил я Марфу, безучастно наблюдавшую за моими усилиями спустить с лавки ноги.
Она подошла, и начала неловко помогать, причиняя лишнюю боль. Раздражения против нее не появилось. Сам не раз битый, я мог понять состояние человека перенесшего испытания, выпавшие на ее долю.
– Больно? – спросила она, заметив, гримасы на лице. – Дать водицы испить?
– Давай, – наконец согласился я, ощущая противную дрожь во всем теле и сухость во рту.
Девушка отправилась в сени и вернулась с деревянной кружкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95