А потом – как положено.
– Ну, и как у вас положено?
Иоанн VII хотел что-то сказать, но испугался и нашел правильный и, главное, исчерпывающий ответ:
– Это не нашего с тобой ума дело,
– Это мне позволь судить, моего или не моего. Быстро отвечай, а то не видать тебе царских чертогов, пристрелю как собаку!
Угроза, кажется, подействовала. Иван опасливо посмотрел на пистолет у меня в руке и тяжело вздохнул:
– Сначала, если баба справная, в тереме у Магистра живет, потом, как там надоест или новая появится, нам отдают. А что мужики с бабами делают, поди, и сам знаешь.
– И много у вас таких баб?
– Не, они у нас долго не живут. Которая сама помрет, а которую в болоте потопят. Есть которых замуж отдадут, а уж потом топят. У меня одна такая жена была. Хорошая баба, гладкая, только все плакала.
– Зачем же тогда женщин заставляют выходить замуж? – спросил Александр Егорыч.
– Это нам никак не уразуметь, магистру виднее.
– Теперь понятно, – сказал я, – как они отбирают у пленниц состояние. Переводят имение на подставного мужа.
– А венчают вас где?
– В нашей церкви и венчают, у попа Митрохи.
Пока мы разговаривали, очнулся Семен. Он застонал и повернулся на бок.
– А с этим что будем делать? – спросил Ефим.
– Повесить его, и все дела, – неожиданно предложил наш новый «союзник».
– Ты смотри, как бы тебя самого не повесили, – неожиданно вспылил кучер. – На тебе, небось, столько невинной крови, до смерти не отмолишься.
– Оченно мне такое несправедливо слышать, – сердито заговорил Иван. – Мы обычаев не нарушали, а делали, что велено. Вот прикажи ты мне Семена удавить, удавлю, но вина будет на тебе.
– Я тебе покажу удавить! – откликнулся Семен, пытаясь сесть. – Смотри Иван, как бы тебя самого магистр за ноги не подвесил!
– Это меня за ноги! – неожиданно рассвирепел рыжий. – Да я тебя сейчас своими руками!
Он подскочил к товарищу и начал бить его ногами, стараясь попасть в голову. Мы смотрели, не спеша вмешаться. Семен пытался увернуться, повалился на бок, скрючился и прятал лицо в коленях. Иван рычал от злобы и бил насмерть.
– Ладно, хватит, – сказал я, когда Семен опять потерял сознание. – За что ты его так?
– Это он мою бабу в болоте утопил! И на мово родного брата ложно донес, – прорычал рыжий, пытаясь оттолкнуть меня и добраться до недвижимого товарища. – Он еще меня за ноги вешать будет!
Кажется, у Моргунова воинства отношения между собой были не самые дружеские.
Об этом стоило подумать.
– Сколько вас, гайдуков, у магистра? – спросил я.
– Много, – угрюмо пробурчал Иван, – четыре раза по десять. Только не все за него жисть рады отдать. Которые из крестьян, поневоле служат, те и сами не рады. А таких, как этот, – он опять попытался ударить Семена ногой, – таких мало. Они и есть первые собаки.
– И сколько таких наберется?
– Сколько? – переспросил пленный. – Сейчас посчитаю. – Он подкатил глаза и начал считать про себя, загибая пальцы и забавно шевеля губами. – Десять и два с этим. Только не все в поместье. Вчера трое уехали в ночь и не вернулись. Осталось, стало быть, – он разогнул сначала два пальца, потом еще один, – стало быть... девять.
– А зачем вас сюда следить послали?
– Это у Семена спытать надо. Мне велели с ним идти и во всем его слушать. Только он все одно не скажет. Если только на дыбу поднять, да правеж сделать.
– А про Агриппину ты ничего не слышал? – спросил Александр Егорыч, напряженно вглядываясь в лицо пленника.
– Про какую такую Агриппину? – не понял Иван.
– Жена у меня пропала, Агриппиной кличут!
Рыжий задумался, вспоминая.
– Вроде, нет. Такой бабы не помню. Может, как по-другому зовут?
– Могли по-разному, Гапа, Рина.
– Гапа была, только давно, в прошлом годе. Такая, – он попытался описать словами, но не смог и показал руками. – Она давно померла, ее магистр голодом заморил.
– За что? – тусклым голосом спросил хуторянин.
– Говорили, не хотела мужнину кубышку выдать.
– Да она и не знала, где она, – как будто оправдываясь перед нами, сказал мужик. – Померла, значит. – Он отвернулся и отошел на несколько шагов.
Мы молчали, не мешая чужому горю. Потом я опять спросил Ивана:
– А какой из себя Моргун?
– Барин-то? Ну, осанистый, голос тонковат.
– А здесь, – я показал на щеки, – волосы растут?
– Бакенбард, что ли? – щегольнул иноземным словом рыжий. – Нет, у него морда бритая, как у тебя. Бакенбард у магистра растет.
У человека, напавшего на меня и представившегося, как Иван Моргун, были желтые, рысьи глаза и бакенбарды.
– А какого цвета у барина глаза? – начал уточнять я, начиная подозревать, что это был не помещик, а пресловутый магистр, который назвался чужим именем.
– Обнокновенные, как у всех.
– Как у него? – я показал на синеглазого Ефима.
– Ну да, только чуток светлее.
– А у магистра глаза желтые?
– Пожалуй, что и так.
– Ладно, ты постой в сторонке, нам поговорить нужно, – попросил я Ивана. Тот кивнул и отошел на насколько шагов.
– Александр Егорыч, поди сюда, разговор есть.
Хуторянин, не поворачиваясь в нашу сторону, словно невзначай промокнул глаза и подошел.
– Я вот о чем подумал, – начал я, еще и для себя не сформулировав пришедшую в голову мысль. – Что, если мы этого Ивана отправим послом к магистру?
– Это еще зачем? – воскликнул Ефим.
– Передадим ультиматум, чтобы сдавался.
– Чего передадим?
– Требование, чтобы сдавались, – перевел я самого себя на понятный, русский язык.
– А зачем им сдаваться, сам же слышал, сколько у них народа против нас троих? – спросил Александр Егорович.
– Слышали, что говорит рыжий, у них настоящих солдат всего девять человек, остальные подневольные крестьяне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93