Как всегда, начались косые взгляды, перешептывания, и в воздухе повисло если не напряжение, то скрытый вопрос. Впрочем, может быть, во мне опознали ограбленного утром человека и проявляли к «герою дня» естественное любопытство.
Немного разрядил обстановку половой, когда принес мой заказ. Мы с ним подробно обсудили переменчивую московскую погоду, и я как бы начал вписываться в интерьер. Однако косые взгляды не кончились. Довольно часто такое повышенное внимание, особенно в питейных заведениях кончается неспровоцированным выяснением отношений, естественно, с последующими мордобоем. Мне за прошедшие два дня адреналина хватило с избытком, потому, чтобы зря не нарываться на скандал, я перестал разглядывать публику и уткнулся в свою миску. Однако это не помогло. Тот самый казацкого типа гость, в котором я предположил атамана, встал со своей скамьи, прошел к нам через зал под пристальными взглядами остальных посетителей. Подойдя к нашему столу, он без спроса грузно опустился на скамью рядом со мной.
– Ты кто такой? – задал он сакраментальный русский вопрос.
По всем законам национального общения, я должен был ответить таким же вопросом:
– А ты кто такой ?!
Однако я пошел другим путем и представился. Это сбило задиру с толка, и он, вместо того, чтобы, как полагается по всем кабацким правилам, сначала меня оскорбить, а потом предложить выйти выяснить отношения, он пожаловался:
– Скучно здесь, даже выпить не с кем. Вот ты со мной будешь пить?
– Буду, но позже, – предложил я необязательный компромисс. На разбойника, да еще и на атамана, скучающий пьянчуга никак не тянул.
– Ты не знаешь, кто здесь Казак, – спросил я его на правах уже доброго знакомого.
– Какой еще казак? – не понял он.
– Кого тут зовут Казаком, – уточнил я вопрос.
– А, вон кто тебе нужен. Да вон тот старичок и есть Казак, – сказал он, повернулся и показал пальцем на щуплого старичка, одиноко сидящего за столом на другом конце зала. Этот жест моего нового знакомого не остался незамеченным, и старичок тотчас повернулся в нашу строну, ласково, сколько можно было разглядеть издалека, улыбнулся. Мне такого типа люди никогда не нравились, у них обычно все какое-то слишком фальшивое и вкрадчивое. Однако выбора не было, нужно было как-то договариваться, потому я встал и направился к нему.
Вблизи Казак оказался еще противнее, чем издалека, как говорится, следы порока оставили на его лице слишком отчетливые следы. Я подошел и вежливо поклонился. Он ответил улыбкой, обнажив неровные корни сгнивших зубов.
– Позволь присесть? – ответив на улыбку, спросил я.
– Садись, место не купленное, – ответил он старческим, дребезжащим голосом. – Я что-то тебя не припомню, мы уже встречались?
Характеристика продажного приказчика, что атаман очень жесткий человек, с которым трудно договориться, оказалась вполне справедливой. Хотя глава охотнорядских воров рисовался мне крутым «пацаном», живущим по понятиям, а не безобидным с виду старичком, но в том, что передо мной сидит настоящая щука, можно было не сомневаться.
– Нет, не встречались, но слышать о тебе доводилось, – ответил я полуправдой, услышал я о нем только сегодня. – Нужно поговорить об одном деле.
– И какое же у тебя ко мне дело? – делано удивился он.
– Меня сегодня твои люди обидели, – прямо ответил я. – Нужно бы то, что они взяли, вернуть.
Казак вполне искренне удивился. Он отхлебнул из своей кружки какую-то мутную жидкость, явного не спиртового происхождения, и только после этого ответил:
– Ну, обидели и обидели, великое дело! А ты возьми и прости.
В его голосе и взгляде было столько естественного высокомерного равнодушия, что я понял, разговаривать с ним в таком тоне бесполезно.
– Ладно, коли так, прости что побеспокоил, – спокойно, без обычной в таком случае угрозы в голосе сказал я. – Желаю хорошо тебе отдохнуть.
Я встал и, не оглядываясь пошел к своему столу. Не знаю, как такое поведение воспринял атаман, я больше на него не смотрел, но минут через пять он подошел сам и, кряхтя, опустился рядом с нами.
– А я тебя, кажется, уже где-то видел, – добродушно подхихикивая, сказал он, – только не могу вспомнить, где.
– Это вряд ли, если бы мы раньше встречались, то я бы тебя на лицо запомнил, – сказал я, откладывая обглоданное баранье ребрышко. – А вот слышать обо мне, наверное, слышал.
Я замолчал, давая ему возможность покопаться в памяти.
– Не припомню, а почему я должен был о тебе слышать?
– А я Фильку с Верстой на тот свет отправил, – скромно сказал я. – Их-то ты не мог не знать.
О том, что вся воровская Москва как огня боялась этих маньяков, я был наслышан, потому и решил сыграть с этой карты. И, кажется, не прогадал. Старичок заиндевел на добрый десяток секунд, потом острым желтого цвета языком облизал тонкие губы. Его старческие, выгоревшие глаза блеснули молодо и зорко.
– Про Фильку знаю, – тихо ответил он, – его, кажись, в Кремле зарезали. А вот о Версте первый раз слышу. Знал только, что он куда-то пропал. Вот он, куда сердечный подевался... Хороший был человек, упокой Господи его душу грешную.
– Господь всех упокоит, кого раньше, кого позже, – пообещал я, занимаясь своим бараньим боком.
– И за что же ты их, сирот, порешил? Поведай, если, конечно, если не секрет?
– Какой тут секрет. Обидели они меня, а я им не простил, – обыграл я его недавнее предложение простить обиду.
– Да, – негромко произнес он, – все дела наши грешные. Так это тебя сегодня по голове ударили? Вижу, крепко тебе досталось.
– Ты об этом? – спросил я и потрогал свой.разри-сованный, подпухший фейс. – Нет, это я вчера в Разбойном приказе с приказными повздорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92