– Мудрено все это. Так сразу и не поймешь. Да что делать, попробуем, попытка не пытка.
Мы вернулись в избу, и она попросила Ваню принести из сеней бадью и воду. Тот бросился выполнять просьбу. Сапруниха, как и вчера, зажгла восковую свечу. Я на правах почти короткого знакомого и «земляка» подошел и смотрел, как воск, капая в холодную воду, причудливыми пятнами застывает на воде. Ничего, что в этих мутных картинах вызывало хоть какие-то ассоциации, я не увидел. Конечно, при желании в них можно было найти сходство с чем угодно, но с таким же успехом можно было бы гадать, и глядя на облака.
Женщина, не отвлекаясь, всматривалась в появляющиеся на воде фигуры, сосредоточено морщила лоб, потом стерла тыльной стороной ладони со лба крупные капли выступившего пота и укоризненно посмотрела на меня:
– Ты плохо думаешь, я ничего не вижу.
Она была права, я все это время думал не об Але, а о процессе гадания. Пришлось перестраиваться и сосредоточиться на прошлом. Я вспомнил нашу первую встречу, когда в помещичьей бане впервые увидел хрупкую, стройную девушку, стыдившуюся своей наготы и в то же время стесняющуюся собственной стыдливости.
Сапруниха начала что-то беззвучно шептать, лицо ее напряглось, помолодело, она уперлась руками в стол, на котором стояла бадья с водой, и закрыла глаза. Так она простояла довольно долго, потом сделалась обычной, присела на лавку.
– Ну, что, – нетерпеливо спросил Ваня, которого все эти фокусы с мистикой очень заинтересовали, – получилось?
Хозяйка посмотрела сначала на меня, потом на парня, ответила:
– Жива твоя супруга, здорова. Только, видать, не захотела, чтобы ты ее старой увидел. Какой бабе такое приятно! Ты вон какой молодой и гладкий, а она старая старуха!
– Все равно, – не очень уверенно сказал я, словно разговаривал не с гадалкой, а женой. – У нас есть, был, ну, в общем, сын, да и вообще...
– Мне кажется, вы еще увидитесь, – перебила меня Сапруниха, – когда опять будете молодыми.
– Это как же так? Она же теперь постарела, – Удивился я, но сообразил, что встретиться мы можем, если опять будет случай перекочевать в иную эпоху, во времена, когда Аля еще не состарилась.
Потом я отвлекся и представил, что ко мне вдруг подойдет какой-то дряхлый старец и окажется, что это я сам лет через пятьдесят. Кто знает, может ли такое случится, чтобы одно физическое тело столкнулось в одном месте и одном времени со своим, даже не знаю, как это назвать, фантомом?
– Как люди старятся, молодеют и вообще сюда попадают, я не знаю, мало училась. Вот ты бы поговорил с Анастасией Андреевной, той женщиной, что меня сюда из лагеря отправила, она тебе все объяснила, а я в школу мало ходила. Читать и писать еще умею, но и то по нашему, по новому, а ихние, – она кивнула на Ваню, – старые буквы плохо понимаю.
– Так ты что, грамоту знаешь?! – пораженно воскликнул мой деревенский воевода, который успел в Москве приобщиться к каким-то отрывочным культурным понятиям.
– Разумею немного, – со скрытой гордостью созналась хозяйка. – Даже писать немного могу.
– Первый раз вижу, чтобы баба грамоту знала! – восторженно воскликнул Ваня.
Изо всего, что он здесь слышал, Ваня практически ничего не понял, только выхватывал из разговора отдельные знакомые слова, но был явно доволен, что присутствует при таком непонятном и загадочном совещании.
– Вам нужно чем-нибудь помочь? – спросил я Сапруниху.
– Денежку можешь оставить за постой и гадание, а так чем еще помогать? У меня вроде все есть.
– Ну, не знаю, может тебе новый дом поставить, я могу нанять плотников.
– И этот хорош. Мне уже немного лет осталось на свете жить, и его вполне хватит.
– Ладно, тогда мы, наверное, поедем. Вам не интересно узнать, что произошло после того, как вы сюда переместились, ну, короче говоря, уехали?
– Нет. Чего знать-то, родителей уже к тому времени, что меня посадили, на свете не было, а если какие братья и сестры остались живы, то ты про них все равно ничего не скажешь.
Сапруниха была права. Что ей было задело до войн и перемен в стране, которую она плохо знала, даже когда в ней жила, а теперь, спустя столько лет, почти окончательно забыла.
– Пойди, запрягай, – сказал я Ване.
– Может, еще погостите? – вежливо предложила хозяйка. – Не каждый день земляка встретишь.
– Да, думаю, у нас с вами тут земляков не очень много. Если вообще такие есть.
– Не скажи, – задумчиво проговорила она, – есть здесь нашенские. Я многих встречала, один даже оказался из нашей Актюбинской области. Только почему-то все сюда попадают из разного времени. Кто с революции, кто со второй войны с германцами, а один совсем далекий оказался, мы даже слова друг у друга не понимали.
– Серьезно? – поразился я, теряя уверенность в своей исключительности. – Я встречал пару человек, но давно, в восемнадцатом и девятнадцатом веках.
– Так что же в этом удивительного? Если один попал, то и другие за ним могут. На земле-то, слышно, все меньше места остается. Куда людям деваться? До звезд далеко, не переедешь, а земля сейчас еще полупустая, селись, где хочешь.
– Не может такого быть! Если бы из будущего в прошлое много людей переселилось, то неминуемо начала бы быстро развиваться техника.
– Какая тут техника, – то ли не поняла, то ли поняла по-своему Сапруниха, – для того, чтобы сделать трактор, целый завод нужен, а что ты один сможешь. Многие пытаются, да зазря гибнут. Хорошо если их юродивыми посчитают, а то колдунами и ведьмами. А кто из наших особо местных допекает, может и на костер, и плаху попасть. Не до жиру, быть бы живу!
Вернулся Ваня и сказал, что лошади готовы.
– Пойди подожди меня снаружи, – попросил я его и спросил хозяйку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92