На ошибку имеет право каждый! Скажи, что делать и я все для тебя сделаю! А тебя правда пуля не берет?
Мне кажется, осуждать Александра Богдановича, не скажу за трусость, скорее за некоторую робость, которую он проявил в этот момент, будет не совсем корректно. Стоит только представить нашу с ним себе ситуацию, и каждый здравомыслящий человек признает, что сохранить хладнокровие, когда на тебе надеты не первой свежести трусы, а на тебя наступает заросший щетиной жлоб со здоровенным кинжалом в руке, очень не просто.
– Значит, хочешь жить? – спросил я, загоняя бедного старика в угол.
– Хочу, – честно признался он. – Проси что хочешь, только не убивай!
– Ладно, тогда прикажи, чтобы немедленно сняли блокаду дома.
Перебатько тотчас пощелкал себя пальцем по уху, где у него была спрятана телефонная раковина и начал скороговоркой отдавать команды:
– У меня осложнения, – бормотал он, – немедленно убрать, я говорю немедленно убрать оцепление, и переходите к третьему варианту!
Абонент, как мне показалось, его не понял, потому что Александр Богданович дальше говорил раздраженно, невольно повышая голос.
– Говорю тебе, я тебе приказываю, перейти к третьему варианту! Родичев, ты что глухой? К третьему!
Неизвестный мне Родичев и тут, вероятно, что-то недопонял, потому что генерал еще больше повысил голос:
– Я тебе сказал, перейти к третьему... у меня осложнения! Он меня взял в заложники! В обыкновенные! Что значит, не можешь запустить третий? А кто может? Он как там оказался? Ладно, дай мне его...
– Перетекеев это я. Узнал? Приказываю немедленно снять оцепление и перейти к третьему варианту. Что? Да, говори.
Слушать Перетекеева ему пришлось долго. Я мог только следить за выражением лица Александра Богдановича, и представлять о чем идет разговор. Генералу приходилось нелегко. И правду говорят: «Тяжела ты шапка Мономаха». Наконец он не выдержал и взорвался:
– Как это снайперов нет? Ты что мне голову дуришь, какие еще у них стрельбы?! Кто приказал? Я такого не помню. Ладно, давай опять Родичева.
– Ну, как с такими людьми можно работать! – пожаловался он мне и заорал генеральским покриком:
– Родичев, это я. Выполнение операции возложено на тебя? Так какого ты... я тебе что приказал? Хочешь неполного соответствия?
Я уже не рад был, что затеял всю эту канитель и почувствовал себя на совещании лишним. На генеральские крики прибежала хозяйка и смотрела на нас испуганными глазами.
– Если нет снайперов, сам лезь на крышу! – вопил, между тем, Перебатько.
– Что случилась? – спросила меня Анна.
– Генерал хочет, чтобы меня застрелили снайперы, а их отослали на тренировку, – объяснил я.
– А кинжал вам зачем?
– Хочу зарезать Александра Богдановича.
Перебатько каким-то чудом отвлекся от руководства операцией, услышал, что я сказал и неожиданно сник.
Он посмотрел на нас с хозяйкой старыми усталыми глазами и сказал неведомому Родичеву:
– Все отменяется, уводи людей.
Однако и этого Родичев, скорее всего, не понял, и генерал вновь взорвался непарламентскими выражениями. Потом обратился ко мне:
– Можешь идти куда хочешь, я приказал...
– Хорошо, собирайся, – согласился я. – Пусть возле подъезда поставят машину. И учти, стоит тебе дернуться!
Я для наглядности поиграл клинком.
– Ты хочешь, что бы я вышел с тобой? Но я же распорядился, ты ведь сам все слышал!
– У тебя пять минут на сборы, – коротко сказал я. – И лучше не финти, иначе будет только хуже.

Глава 19

Снайперов, как и докладывал Перетекеев, на крыше не оказалось, как и вообще людей во дворе. А вот Родичев расстарался, прямо возле подъезда стояла здоровенная машина с тонированными стеклами и открытой дверцей. Я втолкнул на водительское место генерала, а сам сел сзади. Само собой кинжал, как главный аргумент, оставался на виду.
– Куда ехать? – недовольным голосом спросил Перебатько.
– Вперед, – ответил я.
Он тронулся с места и сделал последнюю попытку спасти мою душу:
– Зря ты не сдаешься. Все равно тебя рано или поздно поймают, сейчас такая техника сыска! Мы преступников под землей ловим. Может быть, убить тебя и нельзя, но посадить на пожизненное, можно.
– Направо, – сказал я, когда машина подъехала к выезду из двора.
– Значит, я поворачиваю направо и еду в сторону Садово-Сухаревской улицы, – четко повторил он приказание.
Что с ним делать дальше я пока не придумал. Оставлять в заложниках – лишние хлопоты, отпустить, того хуже. Александр Богданович будет землю грызть, что бы меня поймать и отомстить за свой страх и моё ослушание. Пришлось выбрать хлопоты.
– Теперь куда? – спросил он, когда мы доехали до Садового кольца.
– Направо.
– Теперь мы едем в сторону Красных ворот, – сказал он.
Улицы, как обычно, были плотно забиты машинами, так что ехали мы медленно, и преследователям не составляло труда следить за нами даже без дополнительной информации генерала. На классическое бегство от погони наше продвижение никак не походило, Перебатько правила движения не нарушал и старательно тянул время.
– У вас есть с собой радиомаяк? – спросил я, когда мы выехали на Садовое кольцо.
– Есть, – неожиданно для меня, правдиво ответил он, – всем нашим сотрудникам полагается носить маяки с собой, чтобы в диспетчерской всегда знали, где кто находится. Только его нельзя снять, он вставлен в, – он чуть замялся и ляпнул, – прямо в мозг!
– На перекрестке поверните на Рязанский проспект.
– Есть повернуть на Рязанский проспект! – четко повторил генерал.
– А теперь, – тихо зашептал я в его, не радиофицированное ухо, для убедительности приставив нож к горлу, – осторожно вытащи рацию и передай мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93