Верховые гости его нимало не удивили, и, даже не спросив, кто мы, он широко распахнул ворота. Мы въехали во двор.
Здесь кипела трудовая жизнь, распространяя вокруг чудовищной силы миазмы. Даже ко многому привычный Алексий не выдержал и зажал пальцами нос. В огромных чанах вымачивались шкуры домашних животных, рядом, прямо на земле, их обрабатывали. Все это происходило в вопиющих антисанитарных условиях. Хозяина мне удалось опознать сразу по солидности и деловитости. Он оказался удивительно похож на известного коммуниста товарища Зюганова. У него было такое же псевдонародно простоватое лицо с обиженно скорбной миной, будто его только что ударили по нему лопатой. Увидев нас, он бросил отчитывать какого-то ученика и неспешно подошел узнать, что нам нужно.
– Здравствуйте, – приветствовал я его, сходя с лошади, – мы к вам по делу.
Кем ему представится и как подобраться к интересующей теме, я еще не придумал. По всему он, как и его прототип в будущем парламенте, явно принадлежал к категории людей принципиально не отвечающих на поставленные вопросы, и о чем бы их ни спросили, сразу же начинающих нести околесицу.
Однако выхода у меня не было, пришлось приветливо улыбнуться и назвать себя. Мое имя, как и следовало, ожидать, ничего ему не сказало. Пришлось объясняться:
– Я знакомый вашей дочери Дарьи, это я привез ее домой после похищения.
Такая аттестация вызвала на его лице целую гамму чувств. Потом Дашин папа скривился, как это делает товарищ Зюганов, когда жалуется на людей, порочащих память о революции, и неожиданно воскликнул, как будто только и ждал, когда я здесь появлюсь, чтобы отчитать за нерадение и нанесенный ущерб:
– А почему у нее оказался порванным сарафан?!
– Не знаю, я ей его не рвал! – извиняющимся тоном ответил я.
– Меня не сарафан волнует, – продолжил он, – ты только посмотри, что творится кругом!
Я посмотрел, но ничего особенно страшного не увидел, если, конечно, отвлечься от сопутствующего запаха.
– До чего дошло, честному, порядочному человеку нельзя выйти за ворота...
– Да, конечно, то, что произошло с вашей дочерью...
– Ты думаешь наш старшина думает о людях? Его давно на правеж пора ставить! Подлец и проходимец!
Я понял, что мы говорим о разных вещах, и как только в его обличительной речи образовалась малая трещина, поспешил этим воспользоваться:
– Геннадий Андреевич, можно поговорить с вашей дочерью Дарьей?
– Александрович, – поправил он. – Меня зовут Геннадий Александрович.
– Извините... – начал оправдываться я, но в этот момент во двор выбежала Дарья, за ней показалась женщина в возрасте, дородная, с круглым лунообразным лицом и несколькими подбородками, как я понял, ее мать, обе быстро пошли в нашу сторону.
– А что, собственно, ты хочешь! – взволнованно воскликнул Геннадий Александрович. – Если ты думаешь, что я буду платить, то, то...
Он явно запутался в причинах, по которым не собирается за что-то платить, и, чтобы как-то выйти из неприятного положения, закричал на мальчишку, который невдалеке тянул по земле размоченную коровью шкуру:
– Ты что, паршивец такой, делаешь!
– Я знала, что ты придешь! – радостно закричала Даша, порывисто обрывая движение в коротком шаге от меня. Глаза девушки сияли, лицо нежно алело.
– Здравствуй, Дарья, – ласково поздоровался я с ней, не представляя, как после такой горячей встречи можно заговорить с ней о деле, к которому она не имеет никакого отношения.
– Если б еще сарафан не порвали, тогда куда ни шло, а так никаких денег на вас не напасешься. Ходят и ходят, всем дай и дай, – тоскливо произнес Геннадий Александрович загадочную фразу.
Мужа перебила Дашина мать, низко кланяясь отцу Алексию:
– Благословите, батюшка!
Тот с удовольствием благословил женщину, заодно нас с Дашей и даже нахохлившегося Геннадия Александровича.
– Проходите, батюшка, в избу, не годится священному лицу на нашем вонючем дворе стоять, – пригласила хозяйка и незаметно для окружающих так цыкнула на мужа, что тот разом лишился дара речи и воззрился в сторону. Между тем, добрая женщина сделала приглашающий жест, и все главные действующие лица направились в большую избу. Жили кожевники богато. Изба была с печкой, украшенной изразцами русской работы, с большим дубовым столом и широкими лавками. В красном углу висела икона Спасителя. Мы с отцом Алексием сели туда, куда было указано хозяйкой, и ждали, когда можно будет поговорить о нашем деле.
Приструненный Геннадий Андреевич, простите, Александрович, при жене вел себя тихо, смирно, подхалимски улыбался и жался к стене.
– Так это ты, боярин, вызволил Дашутку из неволи? – степенно спросила меня матрона.
– Да, – кротко ответил я, разглядывая почтенное семейство и невольно находя в лице дочери неповторимые материнские черты. Такое сравнение несколько умерило мои опасения разочаровать девушку прагматичными причинами своего визита.
– Спасибо тебе, добрый молодец, за дите мое единокровное, – низко поклонилась хозяйка. – Смотри, идол, каким должен быть настоящий мужчина, – добавила она, строго поглядев на мужа. – Чужой человек твое дите спасал, пока ты на печке прохлаждался!
Папа окончательно смешался с грязью, втянул заодно голову в плечи и незаметно косил злым взглядом в нашу сторону.
– Вы простите, дорогие хозяева, – вмешался я в эту семейную пастораль, – но мы к вам пришли за помощью.
Такого заявления не ожидал никто, у всех присутствующих было свое видение причины нашего визита, и просьбы о помощи не ждал никто.
На меня смотрели насторожено, явно ожидая какого-то подвоха.
– Если сможем, почему не помочь, только мы сами еле концы с концами сводим, – невнятно пробормотал хозяин, опасаясь самого худшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95