Вернувшись три года назад в Москву, Григорий отсюда бежал вместе с иноком Варлаамом в Киев, в Печерский монастырь, оттуда перешел в Острог к князю Константину Острожскому, а от него вступил на службу к князю Адаму Вишневецкому, которому и объявил о своем царском происхождении.
– Это откуда же тебе, Арсений, все так доподлинно известно? – ехидно спросил шулер велеречивого мужика, как только тот замолчал. – Не от извета ли инока Валаама?
– Вестимо, – подтвердил то, – вместе они бегали, тому ли все про Григория не знать.
– Врет он все твой инок, я с ним еще до его пострига знался. Таких брехунов еще поискать. Чай, не простые люди Дмитрия царевичем признали, а сам поспольский король Сигизмунд да большая поспольская шляхта.
Присутствующие одобрительно зашумели, поддерживая шулера. А какой-то поддатый мужик с шальными, безумными глазами разразился целой пропагандистской тирадой:
– Все царевича Дмитрия признают, не только ляхи посполитые, но и все боярство Московское. Все как один за него, голубчика, станем, погоним из Москвы щенка Борисова!
Седобородый под тяжестью аргументов противной стороны сник, даже съежился:
– Да я-то что! Как все, так и я. Мне что, больше всех надо!
Оказалось, что, кроме него, за Годуновых в кабаке никто не сказал ни одного слова защиты. Я тоже молчал, слушал, прихлебывая свой сбитень. Мне стало окончательно ясно, что общее настроение складывается против законной власти, и главная сила, стремящаяся к падению царя, были бояре. С их тихого голоса громко запела осмелевшая московская чернь.

Глава 12

Этим же вечером я настоял на встрече с Федором Борисовичем. Царь продолжал скрываться от контактов с окружающими, не посещал Боярскую думу, если выходил из Царского двора, то только в баню и церковь. Его доверенный человек, постельничий Языков, долго хмурился, пока, наконец, согласился передать Федору мою просьбу о встрече. Когда вернулся, осуждающе качал головой:
– Ладно, зайди, только ненадолго. Совсем загрустил наш царь-батюшка.
Я вошел к «батюшке», тот сидел у окна и читал толстую латинскую книгу, увидев меня, вымученно улыбнулся.
– Здравствуй, Федор Борисович, – сказал я, кланяясь сообразно дворцовому этикету.
– Здравствуй, Алексей, – ответил он, – ты хочешь говорить о Ксении?
– Почему о Ксении? – не понял я.
– Матушка говорит, она сильно занедужила, ты ее каждый вечер от хвори лечишь...
– А... Да, конечно. С ней пока все в порядке, я хочу поговорить о другом...
– Если о Самозванце, то и слушать не буду. Бояре мне, верно, сказывают, что его завтра-послезавтра в Москву в цепях привезут, а с ним и вора Басманого.
– Так и говорят? А по мне они тебе врут. Не скажу, что завтра, но спустя неделю-полторы он и правда приедет в Москву, только не в цепях, а под колокольный звон.
– Ну, зачем ты меня пугаешь, – с досадой воскликнул Федор, – почему я должен верить тебе, а не своим боярам?!
– А ты никому не верь. Что тебе мешает самому убедиться, ждут ли в Москве Самозванца или нет?
– Как убедиться? Что ты хочешь сказать?
– Выйди в город, поговори с людьми, и все узнаешь.
– Кто же мне такое скажет? – удивился царь. – Если даже измену готовят, все равно соврут.
– А ты переоденься, чтобы тебя не узнали, походи по городу под видом простого человека, послушай разговоры, вот и поймешь, что против тебя замышляют.
Паренек надолго задумался, поднял на меня красные то ли от бессонницы, то ли утомленные глаза, сказал:
– Даже если узнаю о боярской и народной измене, что это даст. Самозванца черти в ад утащат?
– Значит, так и будешь сидеть в покоях, ждать, пока тебя здесь не зарежут? Я кое-что придумал, может получится. Только нужно твое согласие и вера.
– Вера! – опять вскинулся Федор. – Побыл бы ты на моем месте, понял, что такое вера! Еще отец говорил, что никому верить нельзя, не бывает у царей друзей!
– Ну, знаешь, мне кажется, твой папа сильно преувеличивал. У него характер был слишком подозрительный. Давай завтра вместе сходим в город, ты присмотришься, тогда и решим, что делать.
– Как это сходим? Всем двором?
– Нет, ты переоденешься в горожанина или холопа, так, чтобы тебя никто не узнал. Ты о халифе Гарун Аль-Рашиде слышал?
– Нет, кто это такой? – удивился странному вопросу царь.
– Багдадский халиф, он по ночам ходил по городу, заглядывал в окна домов, чтобы точно знать, что делается в его государстве. После него такой подвиг повторил только великий Туркмен-баши Сапармурад Ниязов. Он прицеплял себе фальшивую бороду и так ходил по Ашхабаду.
– Ты хочешь, чтобы я, как эти два халифа, ходил по Москве и слушал, что говорят люди. А как я из дворца выйду, об этом тут же все узнают! Не годно ты придумал...
– Об этом ты не беспокойся, нам нужен только один верный слуга. Ты кому здесь доверяешь?
Федор задумался, потом сказал:
– Да вот хоть постельничему.
– Очень хорошо. Предупреди его, что завтра утром я приду к тебе со своим холопом и девушкой, пусть пропустит нас к тебе без задержки.
– Зачем?
– Этот холоп будет твоим двойником. Ты оденешься в его платье, и мы с тобой пойдем в город, а он за тебя Русью будет управлять.
– А вдруг его кто-нибудь узнает?
– Никто не узнает. Парень на тебя похож, вы одного роста, только он чуть шире в плечах. Единственная загвоздка в его бороде, но ее можно будет сбрить. Пока мы с тобой будем гулять, он посидит здесь со своей невестой.
– Но тогда получится, что это я здесь вдвоем с женщиной? Как же так? Может быть, можно без нее?
– Лучше с ней, двойник глуп как утка, девушка за ним присмотрит. Ну, а если они, пока нас нет, и покувыркаются на твоей лавке, то тебе что за печаль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95