– Так в Царском дворе сказали, что, мол, Варлам Пугачев самый первый мастер на Кузнецком мосту, – пошел я на прямую, неприкрытую лесть.
– Точно говоришь? Так прямо и сказали?
– Святая правда, очень тебя хвалили. Про твою работу и царь знает, – добавил я масла в кашу.
– Оно конечно, люди зря не скажут, – согласился Пугачев. – Только работа и правда не моя. Зубчатка, не спорю, моя, а лук не мой.
– А кто мог этот самострел сделать, – пошел я на второй круг.
– Если так посмотреть, то мог и Пахом Кривой, только откуда бы он мою зубчатку взял? Ума не приложу!
– А ты спросить его не можешь?
– Как же его спросишь? – искренне удивился Варлам.
Я сдержал нарастающее раздражение и подсказал:
– Можно языком.
– Ну, ты советчик! – воскликнул он. – Как же его спросишь, когда он еще третьего года в голод помер! На кладбище, что ли, идти спрашивать! Ну, ты и посоветовал! Помер он, тебе говорю, голова садовая!
– Понятно. Значит, Пахом помер, и теперь узнать не у кого?
– А может, и не Пахомова работа. Пахом-то еще когда помер, а самострел-то, смотри, новый!
Похоже, что все нужно было начинать сначала.
– А чья работа-то? – в тон ему спросил я, помня удивительную способность некоторых наших сограждан бесконечно толочь воду в ступе и по десять раз повторять одно и то же.
– Так мало ли чья, зубчатка-то точно моя, а вот про лук не скажу.
– Слушай, дядя, – не выдержала Маруська, – ты вспомни, а боярин тебя за то наградит!
– Если награда, тогда конечно. Тогда грех добрым людям не помочь! Как если награда будет, то мы всегда с открытой душой! Конечно, если какой пустяк, так и время жаль терять...
Я понял, что был не прав, подозревая наш народ в тупости. Когда дело касается «награды», наши мозги враз просветляются и непонятно, откуда что берется.
– Две деньги хватит, чтобы ты вспомнил?
– Две? – переспросил он. – Оно, конечно, и за две можно подумать, только я так понимаю, что за пять я лучше вспомню.
– Три!
– Давай ни нашим, ни вашим, клади четыре, и по Рукам. Зубчатка-то точно моя.
Я отсчитал монетки.
– Я так думаю, что Мартына это работа, точно Мартына, больше, кажись, некому!
– А где его найти?
– Мартына-то? Так чего его искать, коли он здесь Мартын-то мой подмастерье.
– Он здесь?
– А где же ему быть? Здесь, конечно. Мартын! – закричал Варлам громким голосом. – А ну, иди сюда, щучий сын!
– Чего надо, хозяин? – спросил, высовывая голову из мрачной, чадной пещеры Гефеста, чумазый белоголовый парень.
– Подь сюда!
– Ну? – без большого подобострастия спросил, выходя наружу, подмастерье.
– Твоя работа? – строго спросил мастер, передавая ему самострел.
Мартын взглянул, смутился и принял независимую позу.
– С чего моя-то? Что как ни что, сразу Мартын!
– Ты что же, курицын сын, за моей спиной халтуришь! – взвился мастер. – Да я тебя за такое дело на всю слободу выставлю!
– Погоди, – остановил я Варлама, – пусть сначала скажет, кому он его продал, а потом уже сами разбирайтесь.
– Да не продавал я его, что ты, боярин, на меня напраслину возводишь. Дал Елисею по дружбе опробовать, вот делов-то!
– Да как ты!.. – начал заводиться кузнец, но я перебил:
– Кто такой Елисей?
Мартын задумался, и я кожей почувствовал, что меня ожидает вторая серия долгого содержательного разговора, потому без договора вытащил пару мелких серебряных монет.
– Так Елисей, стоит в холопах у большого боярина. Только он того, его голой рукой не возьмешь!
– Говори, где он живет, и как его найти? – спросил я, перебирая монеты.
– Так что же его искать, когда он сам сюда идет, – но отрывая взгляда от серебра, мотнул головой куда-то в сторону подмастерье. Я проследил направление и увидел в конце грязной улочки щегольски одетого горожанина, направляющегося в нашу сторону.
В этот момент он, видимо, заметил, что возле кузницы находятся верховые, остановился и рассматривал нас издалека. Потом круто повернулся и побежал прочь.
– За ним! – крикнул я Федору, который оставался в седле, и сам вскочил на донца. Оставив Маруську в «заложниках», мы с парнем поскакали вдогонку беглецу. Тот вместо того, что бы петлять между мастерскими, где нам на лошадях было не проехать, несся прямо по дороге. Первым его достиг я и загородил ему дорогу крупом коня. Елисей попытался броситься в сторону, но на него наехал Федор, и тот вынужден был остановиться.
– Вы это чего! – плачущим голосом закричал тот. – Нет такого закона, на людей конями наезжать!
– Ты еще поговори! – закричал на него парень. – Отвечай, кто ты есть таков?
– Кто, кто? – немного успокаиваясь, ответил Елисей. – Дед Пихто! У боярина Екушина в службе! Смотрите, как бы он вам за меня по шеям не наложил.
– Почему убегал? – строго спросил я.
– У тебя, что улица купленная? Хочу иду, хочу бегу!
– Да что с ним говорить! – рассердился Федор. – Срубить голову, и все дела!
– Это что ж за такой разбой, – жалостно воскликнул Евсей, – смотрите, за меня вам бока намнут-то!
– Давай иди вперед, – приказал я, – побежишь, зарублю!
Парень решил, что мы не шутим, перестал валять дурака и безропотно направился в сторону кузницы, где нас ждали любопытные зрители. Был он какой-то странный, с изрытым оспой лицом и перекошенным от той же оспы левым глазом. Когда мы дошли до кузницы, там уже собралось человек пять-шесть любопытных.
Как и прежде, Федор остался сидеть в седле, а я спешился. Елисей недоверчиво поглядывал на меня обезображенным глазом, но оценить его реакцию на происходящее у меня не получалось.
– Твой самострел? – спросил я, показывая ему на оружие, которое держал в руках кузнец.
– Знать ничего не знаю, – быстро отреагировал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95