– Иду, иду, кого там нелегкая несет?! Чего так стучите, дверь выломаете!
Удары разом стихли, и снаружи ласково попросили:
– Выдь, добрый человек, на два слова!
– А вы кто такие и почему людям спозаранку спать не даете?
За дверью помолчали, не сразу придумав, что ответить. Потом тот же человек, объяснил:
– Мы заблудились, выдь, покажи дорогу!
– Не могу, – отказался я, – хвораю!
Такого поворота разговора он явно не ждал, опять долго думал, что сказать. Потом повторил попытку:
– Это ничего, что ты хворый, ты только дверь открой, да покажи куда ехать!
Теперь наш разговор уже напоминал историю волка и семерых козлят.
– Зачем мне выходить, я могу и отсюда объяснить, – ответил я. – Вы куда едете?
С находчивостью у моего собеседника были явные проблемы, он опять не нашелся, что сказать, и долго придумывал подходящий довод:
– Мне еще кое-что у тебя нужно спросить, – наконец промямлил он. – Ты не бойся, я тут один.
До этого момента в разговоре фигурировало множественное число, но я не стал придираться к мелочам, ответил по-своему:
– А я и не боюсь, только говорить мне с тобой неохота!
– Почему? – впервые сразу же отреагировал он.
– Неохота и все, иди своей дорогой, я спать ложусь!
– А ну пусти меня! – заорал давешний бас и так сильно ударил в дверь, что засов едва не отлетел.
– Навались, ребята! – рявкнул тот же низкий голос, и ребята навалились, что было мочи. Теперь они колотили по-настоящему, и засов начал сдаваться. Мои женщины замерли на лавках, удивленно слушали переговоры, еще до конца не понимая, что происходит. Я отошел от двери и с пистолетами в руках ждал, когда она падет. Однако силы нападающих иссякали, дверь держалась, только что сильно тряслась. Удары прекратились, и опять в переговоры вступил давешний «парламентер»:
– Отвори, Алексашка, прошу по-хорошему! А то мы тебя заживо спалим! Подохнешь без покаяния! Все равно ты от нас никуда не денешься!
Теперь, когда не нужно было выкручиваться и хитрить, он разговаривал вполне бодро и уверено.
– Какой еще Алексашка? – спросил я. – Здесь нет никакого Алексашки!
– Как так нет? Ты ври, да не завирайся, я тебя сразу по голосу узнал! – воскликнул он, но, как мне показалось, не очень уверенно.
Кажется, действительно произошла ошибка, ребята, судя по предыдущим переговорам, были не так хитры, чтобы сходу придумать такую версию. Нужно было как-то решать ситуацию пока не случилось ничего плохого.
– Отойдите от двери, я сейчас выйду, но учтите, у меня самопалы, кто дернется, убью! – закричал я. – если с моим человеком что случится, вам мало не покажется!
За дверями тихо заговорили, скорее всего, совещались. Наконец решили:
– Ладно, отходим!
Я открыл дверь и выглянул наружу. Незнакомые мне люди стояли в пяти шагах от двери и смотрели на меня во все глаза. Я вышел с пистолетами наготове. Никого из них я не знал, как и они меня. «Парламентер», крепкий, ладно скроенный мужчина в синем кафтане, удивленно спросил:
– А где Алексашка?
– А где мой парень? – вопросом на вопрос ответил я.
– Да вон он лежит, живой и здоровый, – сказал он, указав себе за спину. – Нам Алексашка нужен!
– В этом я вам помочь не могу, никакого Алексашки тут нет.
– Но он же тут жил, нам доподлинно известно!
– Может быть раньше и жил, а сейчас живем мы. А теперь несите моего человека в избу!
Смущенные противники подняли связанного порукам и ногам рынду и торопливо внесли в избу. Увидев поверженного возлюбленного, тотчас заголосила Аксинья.
Бывшие противники положили Ваню на лавку и, толкаясь, заспешили к выходу.
– А развязать? – спросил я, красноречиво поводя стволами.
Здоровый детина басовито откашлялся, вернулся к лавке, аккуратно развязал путы, свернул веревку и засунул ее себе за пазуху. Теперь уходить им стало неловко, и они вчетвером столпились над телом рынды. Оглушенный Ваня продолжал лежать, удивленно моргая длинными ресницами.
– Что это с тобой? – спросил я.
– Н-не знаю, – с трудом ворочая языком, ответил он.
Я потрогал его голову, на темени ближе к затылку вздулась большая шишка.
– Убили! – опять с места в карьер завопила наблюдающая за моими действиями Аксинья. – Убили! Помогите!
– Прекрати выть, лучше принеси из ледника кусок льда, – прикрикнул я.
– Зачем?! – на той же трагической ноте завела она.
– К шишке приложишь! Если льда не найдешь, то воды, что ли, холодной из колодца принеси, будешь тряпку мочить и к голове прикладывать.
Аксинья разом замолчала, кивнула и побежала добывать лед.
– Ну, мы пойдем, – откашлявшись, сказал «парламентер», – извините, ошибка вышла.
– Хороша ошибка, парню голову разбили, двери покорежили, женщин до полусмерти напутали, а кто за все это ответ держать будет? – возмутился я. – Сейчас позовем хозяина, целовальника, определим ущерб...
Мое предложение квартет бойцов выслушал, но оно им не понравилось. Мужики разом насупились и начали переглядываться между собой. Как и во все времена, на Руси судиться и возмещать ущерб не любят.
– Ну, ты, это, того, этого, – недовольно сказал «парламентер», – зачем нам целовальник, мы и так можем уйти. Извинились, чего тебе еще!
– Точно, – добавил здоровяк, – ты того, не доводи да греха!
– Вы думаете, что раз вас четверо, так я с вами не справлюсь? – спросил я. – Очень даже справлюсь. Вас, – указал я на старшего и здоровяка, – из самострелов положу, а этих, – кивнул я на двух оставшихся молчаливых участников события, – саблей покрошу! Вам это надо?
– Это еще посмотреть надо, кто кого покрошит! – пробурчал здоровяк, но невольно отступил к выходу.
– Ладно, что зря спорить, чего ты от нас хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95