Этакий полевой стан под драночной крышей.
Пока на скамьях сидело человек шесть. Вероятно, у каждого здесь было свое место, потому что сейчас все они сидели вразброс. Фекла подвела нас к концу стола и пригласила садиться, а сама устроилась напротив жениха.
Я сел и исподволь осмотрел местную публику. Несмотря на разный возраст и место за столом, все присутствующие были одеты просто, практически одинаково. Женщины, их было две, считая Феклу – в льняные платья и такие же платки, мужчины – в портки и Длинные рубахи.
– Сейчас придет сестра, – сказала мне царская невеста, нежно, как давеча хозяйка, заглядывая в глаза и ласково улыбаясь.
Словно услышав ее слова, в сарай вошла стройная, это видно было даже в примитивной, мешковатой одежде, девушка. Не поднимая глаз, она прошла к столу и села напротив. Я сразу догадался, что это и есть Прасковья, и с интересом ее рассмотрел. У девушки было тонкое, бледное лицо, чуть вздернутый аккуратный носик и не русые, а пепельные волосы.
Прасковья сидела, потупив глаза, и ни разу не посмотрела в нашу с Федей сторону.
Теперь, когда появилась третья женщина, стал понятен порядок, по которому тут располагались люди: женщины сидели по одну сторону стола, мужчины по другую. Пока я рассматривал девушку, пришло еще несколько человек, и стол почти заполнился. Свободными оставались несколько мест во главе. Все присутствующие сидели молча, не поднимая глаз, так что создавалось впечатление, что они то ли молятся про себя, то ли сосредоточено о чем-то думают.
Наконец среди присутствующих пробежала какая-то невидимая волна, больше похожая на общий вздох. В трапезную вошли хозяин, его супруга Марья Ивановна и высокий худой человек с узким аскетическим лицом и чахлой козлиной бородой, чем-то похожий на Ивана Грозного с картины Репина. Троица прошла в начало стола, хозяева расположились друг против друга, а высокий, я подумал, что это и есть таинственный Георгий, сел во главе.
Общий вздох и слабое движение тотчас замерли, а глава~маленькой общины встал и благозвучным, мягким голосом, который мне почему-то сразу же показался неприятным, начал говорить:
– Возлюбленные мои, среди нас появился новый хороший человек, друг нашего Федора, потому сегодняшняя трапеза будет считаться праздничной.
Я мельком осмотрел стол, но ничего напоминающего обещанную праздничную трапезу на нем не оказалось. Между каждой парой стояли только керамическая миска с кашей и кружка с каким-то напитком. Похоже, что праздник нас ждал или символический, или духовный.
– Возблагодарим Господа за хлеб наш насущный, – продолжил так же благостно, как и начал, узколицый, – он любит нас, а мы любим его! Мысль была хорошая, но не оригинальная.
– Мы здесь все любим друг друга, ибо учит нас Господь: «Возлюби ближнего как себя самого!»
Против этого тоже нечего было возразить, только было непонятно, в какой форме у них должна проявится любовь к ближнему.
– Во имя великой любви, аминь, – совершенно неожиданно для меня кончил он свою проповедь, – теперь наслаждайтесь хлебом насущным и любовью друг к другу!
Оратор сел, а присутствующие разом выдохнули сдерживаемый воздух и подняли головы.
Я в упор посмотрел на свою «напарницу» и, честно скажу, на несколько секунд окаменел. Девочка была очень хороша. У нее оказались огромные серые газа, в которых было столько любви, обожания, желания, не могу придумать, как все это описать, что будь я в другом месте, не знаю, как повел бы себя. Скорее всего, растекся бы перед ней талой лужей.
Она, между тем, взяла со стола деревянную ложку и, не сводя с меня сияющих глаз, зачерпнула ложку каши и протянула ее мне через узкий стол. Мы сидели так близко друг от друга, что сделать это оказалось просто и естественно. Я еще не пришел в себя от ее внешности и сияющих глаз и послушно взял в рот пустую овсяную кашу. Девушка нежно улыбнулась и передала мне ложку так, что наши пальцы невольно встретились.
Я взял ложку, еще не понимая, что делать дальше. Она на нас двоих была почему-то одна. Пришлось скосить глаза, чтобы сориентироваться. Оказалось все просто и естественно. «Возлюбленные» по очереди кормили друг друга! Пришлось и мне зачерпнуть ложку каши и попотчевать красавицу. Она изящно приоткрыла губки и с удовольствием взяла в рот лакомство. Пока Прасковья наслаждалась лошадиной радостью, распаренным, пресным овсом, я мельком оглядел остальных участников пира. Кроме заглавной троицы, нас было здесь семь пар. Я видел только тех, что сидели напротив, женщин, и поразился, сколько красивых девушек хозяевам удалось загнать в один сарай и заставить есть пустую кашу.
Между тем визави забрала у меня ложку, и мне опять пришлось давиться овсом. Потом мы опять передали ложку из рук в руки, и все повторилось. В отличие от меня, Прасковья, как и ее сидящая рядом сестра, ела кашу едва ли не с вожделением и досуха облизывала ложку. Выглядело это не очень гигиенично, но бесспорно эротично и возбуждающе. После третьей передачи сценарий «праздника» немного изменился. Девушка взяла в руки кружку и поднесла мне к губам. Я для пробы отпил глоток. Жидкость оказалась густой, маслянистой, терпкой на вкус и на языке остались какие-то фрагменты, вроде мякоти фруктов. Было не очень вкусно, но вполне съедобно.
Однако я решил пока не рисковать, неизвестно, чем тут кормят, и вполне возможно, что-нибудь подсыпают в еду и питье.
Моя назначенная подруга к питью отнеслась с еще большим вожделением, чем к еде, сделала большой глоток и от наслаждения закрыла глаза. Запив сухую кашу, мы продолжили овсяное насыщение. Точно так же ели и пили и все остальные, включая хозяев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95