Продвигаясь вдоль стены, я оказался под лавкой, где бревна были совсем халтурно отесаны – щелясты и сучковаты.
Я довольно долго елозил лицом по бревнам, пока мне не попался подходящий торчащий сучок. Двигая головой, я попытался зацепить им за кляп. С десятой попытки мне это удалось, тряпка зацепилась, я медленно отвел в сторону лицо и частично освободил рот. После чего неоднократно повторил попытку опять зацепить ее за тот же сук. Однако больше мне так не повезло, и пришлось искать следующий подходящий сучек. Упорство победило, и через полчаса я с наслаждением выплюнул остатки вонючего кляпа.
Теперь у меня освободились зубы, и я принялся жевать веревку у себя на плече. Сделана она была из пеньки. Я перетирал и перекусывал волокна, а их было множество. Сказать, чем мне поможет освобожденное плечо, я бы в тот момент не мог. Разглядеть, как меня связали, было практически невозможно. Оставалась надежда на то, что веревка цельная и, освободив натяг, я ослаблю путы.
Я по-прежнему лежал под лавкой. Занятие делом, даже таким малоперспективным, отвлекало от физических мучений. Правда, у меня очень устала шея, мучила жажда, и болели ребра. Однако отчаянья не было. Была злость. Я думал, что если мне удастся выпутаться, то я заставлю владельца сафьяновых сапог сожрать их вместе со всеми украшениями. Почему-то именно эти разукрашенные сапоги возмущали меня больше всего.
Веревка, между тем, размочалилась, но я не «доел» ее даже до середины. Шея занемела. Пришлось прервать свой тяжкий труд. Я устроился, сколько было возможно удобно, и попытался расслабить мышцы. Однако насладиться заслуженным отдыхом мне не удалось. По полу застучали подошвы, взвизгнули несмазанные петли дверей, и я услышал, что в комнату идут несколько человек. Я рывком перевернулся на живот, в ту позицию, в которой меня оставили.
– Ты смотри, он уползти хотел! – глумливо-восхищенно воскликнул резкий с металлом голос владельца сафьяновых сапог, и меня больно ударили ногой по бедру. Я стерпел и не издал ни звука.
– Нет, смотрите, он опять спит! – возмущаясь, заныл второй, тягучий. – Ничего его не берет!
– Пусть, – сказал кто-то новый, – скоро на том свете вкусит вечного сна до отвала.
– Хватит болтать, делайте, как я вам приказал, – распорядился резкий голос, и высокие каблуки зацокали к выходу.
Меня поволокли за ноги из-под лавки. Я только успел чуть приподнять голову, чтобы не ободрать лицо о плахи пола.
В горнице по прежнему было светло, из чего я заключил, что времени прошло не слишком много. Со мной больше не разговаривали. Сильные руки приподняли голову и натянули на нее плотный мешок. Стало совсем темно.
Сделали это так быстро, что я никого не успел увидеть. Зато и сами пленители не заметили, что я освободился от кляпа. Тут же меня подняли за руки и ноги и понесли к выходу. Мне показалось, что их не двое, а трое, но этот третий пока не произнес ни слова.
– Ишь, бугай какой, – недовольно проворчал новый персонаж. – Может, развязать ему ноги, пусть сам идет?
– Я тебе развяжу! – одернул его тягучий. – Выполняй, что велели, и не забывай, чей хлеб ешь.
– Мне что, мне все едино, я просто хочу, как лучше. Чего ему сделается, коли напоследок ножками походит.
– Ты не болтай лишнего, и ухо держи востро. Этот байстрюк и не таких умных, как ты, на тот свет отправлял.
– Так, может, его сразу успокоить, даже здесь и закопать? Что мы его, как архиерея, на себе таскаем!
– Ванька, ты меня не зли. Тебе сказано отнести его и ухо востро держать, ты и выполняй. Без твоей тупой головы умные люди знают, что делать. Совсем разленился!
– Я что, я выполняю... – опять завел свое невидимый Ванька. – Только...
Разговор скоро зациклился и продолжался все в том же ключе. Большой радости от того, что меня несут на руках, я не испытывал. Тем более, что несли небрежно и два раза уронили. Мои похитители вскоре дошли, как я понял из разговора, до ограды и небрежно бросили меня на землю. Теперь они принялись пререкаться о том, как правильнее сделать лаз в заборе. «Тягучий» и Ванька спорили буднично, без азарта, вероятно, просто для того, чтобы занять себя разговором.
Проделав дыру в ограде, меня куда-то потянули, грубо протащили сквозь тесный лаз и опять опустили на землю.
– Пусть здесь полежит. Ты его сторожи, а я лошадь подгоню. Действительно, что нам его на себе таскать, – сказал тягучий и ушел.
– Ванька, а уел тебя Николаич! – через минуту послышался голос третьего участника.
– Скажешь, тоже! Это я ему врезал-то! Со мной, Серега, не пошалишь! Ты бы знал, как меня бабы уважают!
– Меня, что ли, не уважают?! Про меня так и говорят: Серега, он того! Вот!
Разговор у них пошел вокруг да около уважения. Ребята, по всему, были классные, кто ими только не восхищался! Я слушал весь этот бред и пытался как-то ослабить путы. За время «носки» веревки немого растянулись и ослабели. Я уже начал шевелить пальцами рук и ног, чтобы, сколько можно, восстановить кровообращение.
– Ишь, ты, смотри, наша дохлятина зашевелилась, – заметил мои потуги Ванька. – Серега, всыпь ему, чтобы укоротился.
– Это мы всегда с удовольствием, – радостно ответил Серега и несколько раз ударил меня носком сапога по ребрам.
Я сжал зубы, с трудом удержав крик.
– Ишь, ты, терпит, – добродушно заметил садист-любитель. – Еще, что ли, ему всыпать?
– Не нужно, Николаич, чай, заругается, – рассудительно остановил его Ванька.
– Погодь немного, скоро ужо повеселимся. Вот ты, Серега, за что меня уважаешь?
– Ну, мы с тобой, вроде как товарищи. А ты меня за что?
Боль от удара была адская, тело покрылось холодным потом. Дышать в мешке было нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95