Я действительно не знал, что делать с бедолагами. Решив, что, в крайнем случае, отдам их под надзор и опеку Натальи Георгиевны, я окончательное решение отложил на следующий день.
– Ладно, утро вечера мудренее. Похороним вашего губителя, может быть, что-нибудь и придумаем. Пока идите к себе.
– А выходить нам на вольный воздух можно или в светелках сидеть? – задала вопрос полнолицая.
– Можно, конечно, может, женихов себе приищите, а я за приданым не постою, – пошутил я.
– А новенькую отпереть? – опять спросила та же одалиска.
– Какую новенькую? – не понял я.
– Ту, что в тереме запертая сидит.
– Господи, еще одна на мою голову, – подумал я, а вслух сказал: – Конечно, выпустите.
– Боязно туда идти, да нам самим и дверей не открыть – произнесла девушка, почему-то смутилась и покраснела.
– Пошли, покажете, где ее заперли.
Вся стайка жертв мужской сексуальной агрессии суетливо бросилась показывать темницу очередной мученицы, а я, чувствуя себя товарищем Суховым из фильма «Белое солнце пустыни», пошел следом за своим новоявленным гаремом. «Темница» или, вернее, «светлица» находилась в одной из дурацких башенок на самом верху дома. Дверь оказалась запертой тем же самым способом, что и в спальню. Я потянул веревку, вытянул тайный штырь и, пригнувшись, вошел в тесную коморку с узким стрельчатым окном. Лица женщины, которая встала навстречу, против света было не разглядеть.
– Здравствуй, милая! – как можно доброжелательнее сказал я.
– Здравствуй, Алеша, – тихим голосом ответила женщина и сделала маленький шажок в мою сторону.
В груди у меня похолодело, и разом стали ватными ноги.
– Аля! – только и смог произнести я. – Алечка!
Потом меня словно бросило вперед, и я сжал ее в объятиях. Жена вздрогнула, на какой-то миг у нее напряглись плечи, но тут же расслабились, и она прижалась ко мне.
– Аля, Аля! – бессмысленно повторял я в те моменты, когда отрывал губы от любимого лица. – Неужели это ты!
В дверях толпились взволнованные одалиски, жадно следили за нами, переговаривались, но все это было неважно, воспринималось краем сознания. Главное было то, что я все-таки нашел ее, что, наконец, мы вместе.
– Дай я на тебя посмотрю, – попросил я, когда начало проходить состояние шока, и повернул любимую лицом к свету.
С последней нашей встречи Аля совсем не изменилась. То же тонкое личико и тени под глазами.
– Ты такая же, совсем не изменилась.
– Да, да, – шептала она, – наконец мы встретились.
– Это моя жена, – зачем-то сказал я толпящимся в дверях девушкам. Потом спросил у Али: – Как ты сюда попала?
– Это неважно, – ответила она, – главное, что мы встретились...
Разговаривать и тем более целоваться при таком стечении народа было неловко. Глаза зрительниц горели как фонарики. Я слегка отстранился от жены, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. У меня все хорошо, как ты?
– Спасибо, нормально.
Разговор явно не ладился. Может быть, оттого, что все произошло так неожиданно. Нужно было о чем-то говорить, чтобы прикрыть неловкость:
– Как сын?
– У него тоже все хорошо, растет помаленьку, – ответила она, улыбаясь и ласково заглядывая мне в глаза. В этот момент я понял, что она все-таки изменилась, если не внешне, то внутренне. Оно и понятно, бедной девочке пришлось столько пережить!
– Где он? – спросил я о сыне, которого никогда не видел. Мы с женой растерялись во времени, еще когда она была только им беременна. С тех пор не могли встретиться. Ей удалось из восемнадцатого века вместе с ребенком попасть в Москву, в мою квартиру, а я в это время строил коммуну в послереволюционной России.
– Гостит у родственников, – неопределенно ответила Аля, продолжая приятно улыбаться.
– Родственников? – удивленно переспросил я. – Каких еще родственников?
– Ты их не знаешь.
Я открыл, было, рот, чтобы уточнить, какие у нее, круглой сироты, родившейся в восемнадцатом веке, нашлись родственники в семнадцатом, но ничего не спросил. Решил, что со временем все и так выяснится.
– Я люблю тебя, – отчетливо подумал я и посмотрел ей в глаза.
Она почему-то никак не отреагировала на это признание, продолжала все так же нежно улыбаться. Это меня удивило еще больше, чем появление таинственных родственников. Дело в том, что моя жена умеет читать чужие мысли. Этот дар она получила от старушки знахарки по имени бабка Ульяна. Именно Ульяны. Этот подарок она получит от девчонки, что сейчас нянчится с детьми Морозовой, через сто девяносто пять лет!
– Ты разучилась понимать? – спросил я, не уточняя, что именно.
– Я все прекрасно понимаю, – не уточняя, уверила Аля, видимо, для того, чтобы не выдавать посторонним свои способности. – Я так ждала нашей встречи!
– Я тоже, – ответил я, начиняя запутываться в своих ощущениях. Что-то здесь было не то и не так. Мы помолчали, глядя друг на друга. Потом она спросила:
– А где боярин ?
– Какой боярин, Меченый, что ли?
– Здешний, хозяин, – уточнила она, видимо, не пожелав называть его неуважительным прозвищем.
– Погиб, – коротко ответил я.
Ее плечи под моими руками напряглись, стали твердыми.
– Как, как погиб! – воскликнула жена с неподдельным волнением.
– Не волнуйся, теперь все будет хорошо, его убили... Он там, внизу...
– Кто? Кто его убил?
– В бою, – неопределенно ответил я, не уточняя свое авторство.
Почему-то я не сказал правду, да и не нужно было Але говорить вслух, она сам могла прочитать мои мысли. Другое дело остальные пленницы, у которых с убитым были свои, может быть, не всегда неприятные отношения.
Почему-то Аля опять не поняла, о чем я подумал, и продолжала бессвязно, взволнованно говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95