Илья Ильич попытался немного отстраниться, но не рискнул меня сердить и тихонько икнул.
– Ну, – подтолкнул я нерешительного товарища, – только без вранья. Иначе мне придется разбираться самому, и тогда вы мне не понадобитесь.
Видимо привычка врать и изворачиваться была так сильна, что Опухтин еще медлил какое-то время, решая, как меня ловчее обмануть. Пришлось опять ткнуть его пальцем и помочь начать:
– У кого вы провели реквизицию? Считаю до трех. Раз, два…
Только после этого он заговорил:
– У нашего же товарища, перерожденца. Бывшего балтийского матроса. Он участвовал в штурме Зимнего и в семнадцатом служил в Центробалте у Дыбенки. Они там проводили экспы…
– Понятно, что дальше?
– Ну и кое-что прихватил себе. Приехал сюда и зажил на родине барином. Бабы там, пьянки, Жена, которую он бросил, прибежала в Уком и рассказала, где он прячет золото. Я узнал первым. Ну, мы с товарищами и поехали. Дальше вы сами знаете. Ну, про милиционера Петрова и наших. Знали бы вы, какие это были беззаветные люди!
Про его погибших, беззаветно преданных революции товарищей слушать было неинтересно и пришлось вновь указующим перстом подтолкнуть разговор в нужное русло:
– Ценности в ящике под облучком?
– Да, – мутным, неуверенным голосом ответил Илья Ильич – Но не все. Мы взяли только золото, а серебро и финтифлюшки оставили на месте. Теперь только я знаю, где они спрятаны!
– Где вы хотели отсидеться, после того как устраните нас? – задал я новый вопрос, что называется, на засыпку.
– Здесь недалеко, в тайном месте, – заспешил Опухтин, не поняв моей вполне ясной ироничности. – Про это место никто не знает. Только товарищ Трахтенберг, но за него я поручусь как за самого себя. Он старый большевик и беззаветно предан революции
Революционерка Ордынцева напряглась и сделала резкое движение, но я кашлянул, и она промолчала.
– Что это за место? – продолжил я допрос.
– Дом на болоте, – неохотно ответил он.
– На острове, в Пьяном лесу? – спросил я.
– Так ты и про него знаешь? – с мистическим ужасом воскликнул Опухтин.
– Я много чего знаю, так что не ври, поймаю на слове – пристрелю.
– Да я, святой истинный крест, как на духу! – забыв про клятву товарищами Лениным и Троцким, перекрестился он.
С этим домом на болоте я уже сталкивался Правда, давно, в 1799 году. Там было устроено очень уютное гнездышко для местных извергов и извращенцев Тогда мне с двумя помощниками удалось с ними разобраться. Мало того, одному из них, решительному кузнецу удалось еще и сжечь все тамошние сооружения вместе с обитателями.
– Как туда попасть? – спросил я.
Мы проникли на остров в Пьяном лесу кружным путем, через лес и болота, и я уже смутно помнил туда дорогу.
– Так просто не объяснить, отсюда верст пять, потом лесом
– Что там есть?
– Ну, как сказать, – опять заюлил он.
– Сам знаю, дом на острове посередине озера, вокруг болота. Подплыть к нему можно только на лодке.
Илья Ильич даже отстранился и перешел на «вы»:
– Вы там были? Когда?
– Давно, еще до революции, – ответил я, не уточняя время.
– Я думал, что про это место никто не знает! – дрогнувшим голосом сказал он. – Туда даже дороги нет!
– Я добирался верхом. Место действительно глухое, и если ваш Трахтенберг не наведет на нас Медведя, отсидеться можно. Там есть что-нибудь съестное?
– Сколько угодно, товарищ Алексей, еды на целый год хватит. Мы туда с товарищами ездим отдыхать. То есть ездили, раз они все, кроме товарища Трахтенберга, убитые. Там нас встретят надежные люди, и все, что нужно, исполнят.
– Дом выходит, обитаем? – подозрительно спросил я, подумав о засаде.
– Две девушки и сторож, и больше не единой живой души. Вы не опасайтесь, люди они проверенные, наши люди!
– Ладно, поехали, – решил я, все равно другого выхода у нас не было, только что провести эту ночь в лесу. – Посмотрим на ваш партийный дом отдыха.
– Это вы, товарищ Алексей, очень точное дали название: «партийный дом отдыха»! Нужно запомнить.
– Едем, – тихо сказал я Даше, – только…
Ордынцева резко дернула плечом, и я понял, что она на взводе. Сначала коммунары коммуны «Имени мировой революции», теперь руководящие партийные товарищи довели ее до точки кипения. С другой стороны за три года триумфального шествия победившей революции она могла бы и привыкнуть, что победители могут позволить себе совершать идеологические ошибки и слегка колебать партийную линию.
– Я знаю то место, все будет хорошо, – сказал я и сжал ее руку выше запястья – Ни о чем не беспокойся.
Даша напряглась, хотела что-то сказать, но я не дал и подтолкнул ее к пролетке. После чего сам сел рядом. Править лошадьми и искать ночную дорогу теперь предстояло Илье Ильичу. Меня от всех недавних перипетий знобило, скорее всего, начала подниматься температура и, чтобы не заснуть и не потерять контроль над ситуацией, приходилось все время себя взбадривать. Даша тоже устала, изнервничалась и молча сидела, прижавшись ко мне плечом. Лошади шли шагом, не обращая внимания на понукания Опухтина. Ездовым он оказался плохим, зря дергал лошадей, путался с вожжами и, когда мы свернули в лес, сесть на облучок пришлось мне. На наше счастье взошла луна, иначе дальше добираться пришлось бы пешком. Старинная дорога заросла мелким кустарником, так что лошади с трудом протаскивали сквозь него наш легкий экипаж.
– Уже скоро, – каждые пять минут обещал Опухтин, но я уже вспомнил почти не изменившуюся за прошедший век местность и не покупался на его посулы. До дома на озере было еще около километра.
Наконец, впереди блеснула водная гладь, прочерченная лунной дорожкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97