Я могу не дрогнув наблюдать, как исчезают цивилизации, пылают города и взрываются планеты. Но покажите мне слезинку на женской щеке, и вы можете вить из меня веревки. Это проявление моей гебефрении. (Значение слова можете проверить по словарю.)
Тем не менее Анна пришла к Жан-Жоржу, чтобы развеяться. Я был ужасно рад, несмотря на то что опасался их встречи с Викторией. Как обычно, я нашел лазейку из этой ситуации. Находить лазейки-это один из моих многочисленных талантов. Я спец по всякого рода запудриванию: запудриванию следов, запудриванию мозгов… и т. д.
Как отличить настоящих друзей? Настоящие друзья всегда зовут тебя по фамилии. У Жан-Жоржа соберутся вес мои лучшие друзья. И в воздухе будет витать сплошное Маронье. Я обожаю нашу компанию: как и у любого сборища близких друзей, у нас нет никаких причин, чтобы встречаться. Одна беспричинность.
«Сюрприз» — день рождения Жан-Жоржа прошел в точности так, как ожидалось: мы перебили и переломали в его доме решительно все. Хрустальные бокалы швырялись о стены «по-русски». Паркет раздолбан каблуками-шпильками. Одно из кресел в стиле Людовика XV развалилось вследствие неумеренного раскачивания на нем последующих поколений. И наконец гвоздь программы: Виктория, въехавшая во двор на тачке и врезавшаяся в небольшой фонтан в виде статуи восемнадцатого века. Это была поистине отличная вечеринка.
Мне только непонятно, почему Анна так преждевременно ушла. То, что она была несколько подавлена горем, я прекрасно понимал. Но какого черта она даже не попрощалась со мной? Тем не менее все началось так хорошо: на ней было самое восхитительное из ее платьев — облегающее, с круглым вырезом спереди, чтобы можно было любоваться ее пупком и белым животиком. Она была похожа на Нэнси Синатру с обложек старых маминых пластинок. Наше появление было эффектным. Но очень скоро я почувствовал, что что-то не так. Анна меня избегала. Стоило мне подойти к ней, как она тут же начинала разговор с каким-нибудь типом. Я начал пить, не разбавляя. Нас было человек пятьдесят. Из динамиков доносились звуки «Murmur» — лучшего альбома R.E.M.
Тут же нарисовались легавые: на нас жаловалась вся улица. Полицейские не ожидали, что распоясавшаяся ватага увлечет их в гущу празднества, девушки стащат с них форменные фуражки, а в каждую руку им дадут по бутылке шампанского. Они не долго сопротивлялись. По крайней мере, Жан-Жоржу удалось избежать штрафа. Однако какие у нашей полиции аппетиты! Можно подумать, французскую полицию держат на голодном пайке: они умяли два торта, а один из них — я сам видел — распихивал по карманам тонкие сигары.
Виктория и Жан-Жорж много целовались. Глядя на них, я крепче сжимал свой бокал и начинал искать Анну. Она танцевала в соседней комнате. Мне в голову пришла идея: я пошел поменять компакт-диск. Нам не повредит станцевать какой-нибудь медляк: я вставил в проигрыватель «Stand by me». Быть может, она поймет мой тонкий намек.
Но Анна не хотела больше танцевать. Она заявила, что заметила мои маневры с Викторией, что ей все известно и что она ненавидит медленные танцы. Хотя с Викторией я только поздоровался, а она в ответ пожала мне руку. Что я мог сделать? Откровенно говоря, это легкое прикосновение совершенно не стоило того, чтобы поднимать из-за него бучу. Как бы то ни было, я пошел танцевать медляк с Эстель, той самой бывшей подружкой Жан-Жоржа, которую я встретил в Венеции. Она едва держалась на ногах.
После этого Анна исчезла. Что за комедия! Она же пропустила все самое главное. Жан-Жорж въехал в гостиную на белом коне, переодетый в викинга, и ручной пилой разрезал свой именинный торт. Я порезал палец осколком стакана, выдавил капельку крови в бокал и разбавил газировкой: все по очереди отведали моего розового «Тейтингера» высшего сорта, урожая 1975 года. Главред одного модного ежемесячного журнала предложил руку и сердце двум девушкам, которые оказались знакомы между собой, и ему пришлось спешно покинуть вечеринку.
Я скучал по Анне, но, обидевшись, в течение многих часов оттягивал нашу встречу.
«Рита Мицуко» ошибались: любовные истории имеют счастливый конец. Иначе это уже не любовные истории, а романы (или песни «Риты Мицуко»).
Похороны отца Анны: ослепительное солнце, приподнятое настроение, птички щебечут на деревьях. Меня не ждали. Прием был прохладным, слезы —чуть теплыми. Вокруг сплошной бомонд. Отовсюду слышались сдавленные смешки. Анна прошла мимо меня, даже не поздоровавшись. И тогда я протянул ей свой подарок: труп моей кошки, убитой тем же утром из ружья. Все присутствующие были скандализованы. Слишком много смертей для такого чудесного дня. Мой подарок Анна не приняла, но в глазах ее промелькнула благодарность.
Церемония прошла быстро: наверное, священник торопился на поезд или кто-то еще ждал своей очереди лечь в могилу. Я представил себе эту длинную очередь (явно более длинную, чем очередь перед кинотеатром, где люди стоят друг за другом). Я незаметно покинул собрание, чтобы похоронить свою кошку где-нибудь в сторонке. Ее труп начинал смердеть. Я завернул ее в двойной разворот раздела «Экономика» газеты «Монд», а затем собственноручно стал рыть глинистую землю. Много позже я вернулся домой, напевая «Strawberry Fields Forever», и обнаружил там Анну, сидящую на половике под дверью. Она ждала меня уже час. Насколько я помню, мы не договаривались о встрече. Я спросил, что она здесь делает.
— Я могу войти? — спросила она.
— Зачем? — ответил я. (Три вопроса подряд.)
— Ты что, так меня ненавидишь? (Уже четыре.)
— Ты что, не можешь поговорить прямо здесь? (На десятом вопросе я вкачу ей стендалевский поцелуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18