– тихо произнес Саладен после паузы. Симилор, бывший внештатный сотрудник Черных Мантий, распрямился, как пружина, и протянул руки вперед, словно взывая к Господу.
– Пока, правда, не совсем, – произнес Саладен с улыбкой, – но это непременно будет так. Сходи за фиакром, – переменил он тему, – голова у меня горит, и надо подышать воздухом. Да, вот еще что – ты поедешь со мной.
– Я? – прошептал Симилор, испытывая такое волнение, какого не ощутил бы мелкий дворянчик времен Людовика XIV, приглашенный сесть в роскошную королевскую карету. – Я поеду с тобой, малыш?
– Ступай! И чтобы мчался галопом.
Симилор кубарем скатился по лестнице, а Саладен принялся расхаживать большими шагами по мансарде. Проходя мимо небольшого зеркальца, висевшего между окнами, он каждый раз останавливался, принимая ораторские позы и с гордостью разглядывая себя.
– Семейство Канада будет на площади Инвалидов во время праздничных торжеств 15 августа, – произнес он, усевшись, наконец, на канапе рядом с вернувшимся папашей. – Я ходил туда дважды, чтобы посмотреть, достаточно ли меня изменило новое обличье.
– С усами было бы… – начал Симилор.
– Это еще зачем? – прервал его господин маркиз. – Я трижды проходил мимо Колоня, я раскурил сигару от трубки Поке, и оба меня не узнали.
– А мадемуазель Сапфир?
– Я встретился с мадемуазель Сапфир, когда она выходила после мессы из церкви Сен-Пьер-дю-Гро-Кайу; я предложил ей руку, она ответила: «Ступайте своей дорогой». Я назвал себя. Она дважды осмотрела меня с головы до ног, а затем прошептала: «С тех пор вы сильно изменились!» Полагаю, она тоже питает ко мне какие-то чувства, пусть даже помимо воли. Мы в этом схожи – не знаем, обняться ли нам или, напротив, укусить. Я разложил перед ней свои четки: вещи самые очевидные, перед которыми и мумия не устояла бы. Она позволила мне договорить до конца, а затем отняла руку и повторила: «Ступайте своей дорогой…»
И он добавил со вздохом:
– Это потому, что я не мог раскрыть ей тайну целиком.
Было около восьми вечера. Экипаж двигался вниз, по направлению к бульварам. Саладен, положив руку на ладонь Симилора, произнес:
– Ты сейчас все поймешь: в Париже есть женщина, у которой я украл ребенка, чтобы заработать сто франков. В то время она была очень бедна и могла бы выкупить девочку только своей кровью.
– А тебе ее кровь была не нужна, – отозвался Симилор с насмешкой.
– Помолчи, – вновь сказал молодой человек, чей голос дрожал от волнения, – случай порой создает такие комбинации, что остается только изумляться. Женщина, о которой я говорю, вышла замуж за герцога с кучей миллионов. Вот уже четырнадцать лет вращается она в новой сфере, куда вознесла ее судьба, но ни на секунду не перестает думать о дочери, продолжает искать, обещает Богу, святым и людям все свое состояние с жизнью в придачу за то, чтобы вернуть дочь! Эта безумная страсть со временем выросла еще больше.
– А Сапфир ее дочь? – спросил бывший зазывала, затаив дыхание.
Фиакр, миновав бульвар, свернул на улицу Ришелье. Вместо ответа Саладен приказал кучеру остановиться.
– Если бы я сказал Сапфир: вы – ее дочь, – пробормотал он, – она ускользнула бы от меня навсегда… Нет, надо найти что-то другое.
Он вышел из кареты, и Симилор последовал его примеру.
Оба подошли к ателье модной одежды, расположенному неподалеку от улицы Сен-Марк.
– Смотри, – произнес Саладен, – юная особа справа… блондинка… видишь?
– Вижу, – ответил Симилор, всматриваясь в витрину.
– На кого она похожа? – спросил Саладен. Симилор на секунду заколебался, но когда девушка подняла глаза от своей работы и взглянула в забранное решеткой окно, он хлопнул в ладоши и вскричал:
– Клянусь Евангелием! Она похожа на мадемуазель Сапфир!
Саладен, с силой сжав ему руку, промолвил:
– Вернемся домой, старушка. Я боялся ошибиться, но теперь дело в шляпе. Мы теперь богачи.
XXI
САЛАДЕН ВСТРЕЧАЕТСЯ С ВРАГОМ
Мы хотели бы здесь без особых претензий представить читателю Саладена как весьма любопытное животное, со всеми его сильными и слабыми сторонами. Он был детищем ярмарки, этой страны весельчаков и зубоскалов, но сам не был ни зубоскалом, ни весельчаком.
Эти славные люди гротескного обличья, на которых мы, проходя мимо, кидаем рассеянно-презрительный взгляд, живут в бедной среде, но существование их напоминает феерию. Девять из десяти балаганных актеров отчасти верят в то, что представляют.
Саладен ни во что не верил, однако пестрые лохмотья оказали влияние и на него, придав ему энергию тщеславия. В нем сохранилось, ибо не могло не сохраниться, то ребяческое бахвальство, которое является повальной болезнью у комедиантов. Даже прополоскав его в десяти водах, вы не сумели бы отнять у него склонность к высокопарности, заменяющей на подмостках красноречие.
Он считал себя очень умным и не слишком ошибался: в любом случае, умом интригана он обладал в высшей степени, равно как был одарен сильной волей и терпением.
Он был ничтожный человек, но в нем таилось нечто острое, подобное волнорезу, рассекающему воду и лед.
И в заведении четы Канада, и после изгнания он проделал поистине титаническую работу, которая, правда, пока не дала ожидаемых результатов. Он занимался самообразованием – разумеется, урывками и наугад, однако получил понятие обо всем, что положено знать цивилизованному человеку. И двинулся дальше, не испытывая никаких сомнений, подобно всем людям, лишенным способности понимать других – иными словами, ему показалось, будто можно познать мир, внимательно вглядываясь в окружающее. От гораздо более искушенных, нежели Саладен, мыслителей, часто ускользала та истина, что мир являет свою видимость лишь с некоторой точки зрения, под определенным углом зрения и через посредство специфической среды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151