Когда я начинал поиски, то думал, что приду к вам с вашей дорогой малюткой на руках и скажу: «Вот она, возвращаю вам ее, а вы в благодарность дайте согласие стать герцогиней де Шав…»
– Герцогиней де Шав! – пролепетала Лили. – Я?
О нет, она не была ослеплена этим предложением. Бывает горе столь глубокое, что всякое тщеславие умирает в нем – даже то естественное жалкое тщеславие, что присуще каждому человеку; даже те грезы, в которых пастушка выходит замуж за короля, – грезы, что сбываются только в сказках.
Истинно так: у любого есть это детское тщеславие; в нем могут признаваться или же таить его, но сохраняется оно вплоть до смертного часа.
У Лили же его не было больше, поскольку Лили фактически умерла. Она продолжала жить лишь в надежде отыскать дочь. И сейчас ей вдруг стало страшно. Этот человек, на которого она возлагала отныне все надежды, вероятно, сошел с ума.
Герцогиня де Шав!
А герцог заговорил вновь.
– Этого я сделать не смог. Я не нашел ребенка, я всего лишь напал на след.
На сей раз Лили, схватив его руку, припала к ней губами.
Герцог сильно побледнел.
– След очень слабый, – произнес он. – Как раз сегодня мне стало известно, что в Гавре на корабль, отплывающий в Америку, села труппа бродячих комедиантов. С ними была девочка примерно трех лет, и описание ее…
– Океан! – со слезами промолвила Лили. – Между мной и ею теперь лежит океан!
Герцог, чей лоб покрылся крупными каплями пота, сказал в заключение:
– И вот я пришел, чтобы предложить вам следующее: если вы согласны стать герцогиней де Шав, едем. Мои богатства, мое влияние, сама жизнь моя будут посвящены одной цели – найти ваше дитя.
Глорьетта поднялась со стула и обвила руками шею этого совершенно незнакомого человека, который вполне мог и солгать.
Она могла бы обнять и его колени.
Герцог прижал ее к груди со свирепой радостью и не увлек, а скорее понес к лестнице. У подъезда ждала карета с опущенными шторами. Герцог помог Глорьетте подняться в нее. И лошади тут же галопом рванулись вперед.
Едва карета свернула за угол бульвара, как у дома Nu 5 по улице Лакюе остановился фиакр. Из него вышел красивый молодой человек и обратился к одной из соседок, чтобы узнать, на каком этаже живет мадам Лили.
– Она только что ушла, – ответила соседка, по чистой случайности оказавшаяся милосердным созданием, ибо не добавила: уехала в экипаже с незнакомцем, у которого денег куры не клюют.
Красивый молодой человек поднялся наверх. Дверь была распахнута; он ступил на порог, и взволнованный взгляд его сразу же упал на колыбель, где на самом видном месте была водружена фотография Лили, держащей на руках неясную тень Королевы-Малютки.
Он сел на место, только что оставленное Лили, и стал ждать.
XIV
ЖЮСТЕН
Веселый замок Монсо стоял между роскошным лесом и изумрудными лугами, спускавшимися к Луаре. Эта местность походила на сад, в котором все дышало безмятежностью и довольством. Из окон замка можно было увидеть еще с десяток подобных живописных строений, а за рекой простиралась серебристая долина, оттенявшая темную листву тополей. Каждый день тут сновали шаланды, подставляя ленивому ветру свои огромные квадратные паруса. Словно мираж, вздымались вдали высокие колокольни и башни Тура.
Здесь и поселился бывший король студентов Жюстен де Вибре – подле своей превосходной матери, которая его обожала и жаждала женить.
Это было совсем нетрудным делом. Богатых наследниц здесь было видимо-невидимо, а местные барышни безусловно оправдывали свою репутацию – коей обязаны были влюбленным кавалерам – девиц прелестных и добрых, целомудренных и очаровательных.
Мать Жюстена уже давно овдовела; она владела вполне приличным состоянием, так что наш студент, будучи единственным ее сыном, мог считаться завидной партией. Мы знаем, что он был очень красив, очень умен и при этом даже образован; знаем и то, что он легко увлекался, обладал чувствительным сердцем и был отчасти склонен к риску.
Для Турени, где люди безмятежностью своей напоминают здешнюю природу, все это было не вполне обычно.
Впрочем, сам Жюстен искренне верил, что полностью исчерпал жар души на пирушках в гостинице «Корнель»; он пресытился жалкими интрижками в Шомьер и Прадо; что до поэмы, главной героиней которой была Лили, то мы умолкаем в растерянности. Экстравагантное начало этой любви вышло за пределы романтического воображения Жюстена: было совершенно очевидно, что он потерял голову в угаре страсти.
Или же это было велением судьбы, как говорится в старинных книгах?
Но соглашаясь с тем, что это был угар страсти – а как не согласиться, если все так быстро кончилось? – нельзя не признать, что поступок Жюстена по отношению к юной девушке-матери никоим образом не соответствовал благородству его характера.
Он бросил у колыбели ту женщину, что была для него идолом; ту, которую любил, преклонив колени, – причем оставил ее вместе с ребенком, бесценным сокровищем, безмерно обожаемым еще накануне бегства.
При этом никто не усомнился бы в его честности, смелости и великодушии.
Но вспомните первое письмо его к Лили, то самое письмо, при виде которого девушка побледнела и затрепетала, даже еще не разрезав конверт:
«За мной приехала матушка. До скорой встречи. Я не смогу жить без тебя».
Это было истиной – но не более того.
Ибо помимо нее существовало еще кое-что.
Мать Жюстена узнала о том, что произошло. Каким образом? По правде говоря, мне это неизвестно, но матери всегда все узнают. Она приехала, чтобы сказать Жюстену: «Я вдова, у меня нет никого, кроме тебя, ты хочешь, чтобы я умерла от горя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151