Оба молчали. Но вдруг отец и дочь насторожились, услышав в воцарившейся тишине неясный шум, донесшийся снаружи.
С первых минут их свидания вокруг было очень тихо; ни звука не долетало с Грушевой улицы, немо было и кладбище за оградой.
Но уже тогда, когда Винсент Карпантье заговорил о могиле полковника, ветер донес басовитый лай дога, который, видимо, бегал меж надгробий.
В следующий миг зашелестела листва и заскрипел песок.
Не слишком громко, но и не очень тихо мужской голос произнес слова, которые отчетливо прозвучали в ночи:
– Это лает Богатырь; видно, идиот Симилор и его упустил.
Ирен бросилась к окну.
На ходу она задула свечу, и комната погрузилась во мрак.
Винсент хотел было заговорить, но Ирен, почувствовав это, шепнула:
– Ради спасения наших жизней, вашей и моей, умоляю вас, отец, молчите!
Лай приближался.
Прижавшись к стеклу, Ирен разглядела в неверном свете луны, прятавшейся за облаками, тени, которые суетились вокруг могилы.
И голос, на этот раз очень тихо, произнес:
– В окне итальянца горел свет. Его погасили. Нам надо быть осторожнее!
Винсенту удалось подняться на ноги.
– Что это, девочка моя? Что же это такое? – растерянно пробормотал он.
– Не знаю, – ответила Ирен. – Но, возможно, мы скоро сумеем получить ответ на ваш вопрос.
– Какой вопрос? – удивился Карпантье.
– Вам было интересно, кого же похоронили под видом усопшего полковника Боццо-Короны... – напомнила девушка. – Но тише! Послушаем!
Лай, звучавший теперь очень громко, становился все яростнее.
– Двадцать луидоров тому, кто уймет собаку, – воскликнул человек, топтавшийся у могилы.
Ему ответили:
– Робло и Зефир – у креста на развилке. У них с собой все, что нужно.
– А сторожа? – осведомился тот, кто обещал двадцать луидоров.
– Они крепко спят, – хихикнул его собеседник. – Робло собственноручно сварил им на ночь грог.
– Робло... – повторил Винсент, стоявший теперь рядом с дочерью. – А ты помнишь моего великолепного датского дога, который так любил тебя? Нашего Цезаря?
– А вашего последнего камердинера звали Робло, не так ли, отец? – медленно проговорила Ирен.
– Да, первого моего убийцу... – начал было Карпантье.
Но закончить он не смог. Отчаянный лай собаки, раздававшийся все ближе и ближе, перешел сперва в долгий вой, а потом в жалобный визг.
– Конец Богатырю, – произнес тенорок на кладбище. – Героическая смерть на поле брани.
А голос, который недавно требовал, чтобы кто-нибудь унял собаку, теперь добавил:
– У этого Робло положительно талант. И хорошо, что мы наняли Зефира.
Ирен ловила каждое слово, да и как было не ловить, столь внезапно погрузившись в океан каких-то жутких тайн?
Происходящее на кладбище вдруг вернуло мысли девушки к графине Маргарите де Клар, которую Ирен оставила у себя в комнате.
Не было никаких сомнений: графиня заняла место Ирен для того, чтобы тоже все видеть и слышать.
На секунду луна, выглянув из-за туч, залила окрестности ослепительно-белым светом.
Теперь без труда можно было рассмотреть могилу полковника. Возле нее не было ни души. Однако ветки соседних кустов качались...
Ирен мигом отскочила от окна и увлекла за собой отца.
Винсент был совершенно спокоен. Казалось, события на кладбище весьма заинтриговали его. Похоже, они его даже забавляли.
– Интересно, за каким чертом они собираются раскурочить пустую могилу? – бормотал Карпантье. – Нет, право же, очень любопытно...
– А она пустая? – вслух подумала Ирен.
Винсент посмотрел на дочь, стоявшую в зыбком свете, едва пробивавшемся сквозь стекло, и вдруг отступил на шаг, точно пораженный в самое сердце внезапно мелькнувшей догадкой.
– Неужели ты считаешь, – спросил он голосом, прерывающимся от нахлынувшего волнения, – неужели у тебя есть основания полагать, что сокровища там? Что они в могиле?
И, прежде чем Ирен успела ответить, Винсент добавил:
– Нет, нет, нет! Есть другое куда более подходящее место! Если бы ты видела, как там все устроено! Оно снится мне каждую ночь, и не по одному, а по двадцать раз! Это тоже склеп, а вернее, часовня, прекрасная часовня. В ней есть величие, которое возвышает душу, будто мысль о Господе Боге. Этот храм совсем маленький – и в то же время огромный, словно целый мир. Ах, доченька, доченька, какая ты счастливая – или несчастная: душу твою не сжигает мечта о богатстве!
Ирен печально улыбнулась.
– Для чего мне все это золото? Чем оно мне поможет? – прошептала она. – Сердце мое обманулось. Я презираю того, кто любил меня... и кого, кажется, любила я...
– Любить, любовь, – воскликнул Винсент, пожимая плечами, – тоже мне занятие!
Но он тут же замолчал, однако вскоре заговорил вновь.
– Ну, конечно, ты права. Это нужно Ренье. Он славный малый. Я тоже когда-то любил. Но любовь умирает, и после нее остаются лишь слезы. Золото бессмертно. Послушай! Женщина не может устоять перед демоном. Мужчина, который пленил твое сердце, – демон золота. Он стремился не к тебе, а ко мне. Это меня он искал. Но и во мне есть что-то сверхчеловеческое, раз я сумел избежать гибели. Меня спасло чудо – нет, десять, двадцать чудес!
Эту сверхчеловеческую силу дало мне золото. Я увидел его, и оно завладело моей душой. Демон боится меня, и он прав. Только я, один-единственный в целом мире, могу погубить его, похоронив под грудами его собственных сокровищ...
– О-о, – продолжал Винсент с оглушительным смехом, – я трудился месяцы, годы, читая старинные книги, где говорится о перегонных кубах, тигелях и ретортах, в которых черный свинец становится желтым, словно солнечный луч.
Мало этого! В ненавистной тьме, в тесном коридоре шахты, дробя уголь своей киркой, я изучал другую книгу – книгу собственных мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166