– Мне приходится пить в одиночку, ибо вас жажда, кажется, не томит.
Залпом осушив бокал, он поставил его на стол со словами:
– Какая, однако, у вас прелестная тросточка, хотелось бы ее рассмотреть поближе.
Инстинктивным движением Шпигель зажал трость между колен, вцепившись в набалдашник из слоновой кости, но Приятель-Тулонец неожиданно выказал проворство, удивительное для его почтенного возраста: подавшись всем корпусом вперед, словно стрелок в тире, он протянул руку над столом и выхватил у гостя трость. Последовала сцена молниеносная и немая: в руках Шпигеля возник пистолет, вынырнувший из кармана, он прицелился, но выстрелить не успел, сраженный наповал мощным ударом. Приятель-Тулонец, добродушно посмеиваясь, разрядил пистолет и забросил его в угол комнаты.
– Хоть мне и не двадцать лет, – похвалился он, – а кулак у меня что надо. Поднимайтесь, дружище, и если у вас в запасе имеется еще одна игрушка вроде этой, приберегите ее для другого случая.
С этими словами он отвинтил набалдашник от трости и стал трясти его над столом, словно плотно набитую шкатулку. На потертое сукно посыпались вынутые из оправ бриллианты размеров весьма внушительных.
Шпигель застыл на месте и казался окаменевшим.
Приятель-Тулонец, выловив наугад камушка три-четыре, разглядывал их с безразличным видом.
– С таким богатством, – заметил он, – степенный господин вроде вас мог бы вернуться в родное местечко, жениться на Лизхен или Гретхен, купить ферму, а то и небольшой замок, а к старости даже заделаться муниципальным советником. Но ведь этот товарец надо продать, а на рынок с ним не заявишься. Сперва надо одолеть парижские заставы с расставленными ловушками, потом прорваться сквозь пограничные кордоны, уже получившие по телеграфу описание примет будущего муниципального советника... Я не сержусь на вас за вашу дерзкую выходку, каждый защищает свое добро как может, а эти камушки – ваше добро, раз вам удалось их украсть. Но вам и самому невдомек, какую кашу вы заварили! Без меня вы человек пропащий, Ганс Шпигель.
На эти слова еврей ответил злобно-недоверчивым взглядом, и Приятель-Тулонец, усмехнувшись, продолжил свою нотацию:
– Надеюсь, уши у вас не заложило? Сегодня в четыре часа вашим подвигом вплотную занялась полиция. У этих стекляшек богатое прошлое. Бриллианты приплывали к Карлотте Бернетти с запада и востока, с юга и с севера. Она завладела гарнитуром, принадлежавшим князьям Березовым, ради нее вон то ожерелье покинуло старинный ларчик графов Раттхьяни, вот этот браслет – запястье супруги английского пэра, а та брошка – шкатулку знатной испанки. Это знаменитейшая коллекция, сама владелица оценивает свои побрякушки в полмиллиона.
– И это самое меньшее! – не удержался от дельного замечания Шпигель.
– Наконец-то! – обрадовался Приятель-Тулонец. – Наконец-то вы обрели дар речи. Так вот: когда поднимает крик такая особа, как Карлотта Бернетти, голосок ее слышен на три лье окрест, точно паровозный свисток. Присоедините к этому пронзительному звуку басовитый аккомпанемент нескольких сановных персон – принца, графа, маршала, господина президента, да не забудьте про одного мелкого, но весьма зловредного биржевого маклера. Понятно теперь, почему полицейские с ног сбились, разыскивая коллекцию? Уведомляю вас: к пяти часам были приняты все необходные меры, чтобы вы с вашей тросточкой угодили в тюрьму.
– Вам поручено арестовать меня? – довольно,-таки хладнокровно поинтересовался Шпигель.
– Ни в коем случае! – искренне развеселился Приятель-Тулонец. – Повторяю: я послан вам во спасение. Я отнюдь не принадлежу к полиции, зато полиция отчасти принадлежит мне. У меня, знаете ли, повадки мотылька: я довольно ловко перепархиваю с одного цветка на другой.
Промысел наш, господин Шпигель, требует хитроумия, иначе при первом же шаге можно сломать себе шею. Спору нет, дельце вы обстряпали крупное, а толку? Двадцать лет пребывания на каторге – вот и вся выгода!
Мы, в отличие от вас – я говорю «мы», потому как я всего лишь член большого сообщества, играющего значительную роль в этом городе, – так вот, мы привыкли действовать осторожно, мы дотошно исследуем то местечко, куда собираемся поставить ногу. В нашем деле импровизации недопустимы, каждая наша акция подготавливается самым тщательным образом.
Возьмем, к примеру, меня: доведись мне, скажем, увидеть, что в Булонском лесу свисает с дерева миллион, я сделаю вокруг дерева сто кругов, прежде чем сорвать соблазнительный плод.
Вернемся, однако, к вашему случаю. Вы у меня в руках, дорогой мой, и я мог бы ободрать вас как липку, но грабеж не в моих привычках: наша фирма предпочитает честные сделки. Я готов предложить вам пятьдесят тысяч франков и заграничный паспорт. Устраивает?
– Устраивает! – поспешно согласился Шпигель. – Я принимаю ваше предложение.
Приятель-Тулонец одарил его одобрительной улыбкой.
– В таком случае, – промолвил он, перекладывая бриллианты со стола обратно в набалдашник, – обговорим условия. Я, признаться, в драгоценностях ничего не смыслю, посему обязан быть осторожным, чтобы в обмен на свою звонкую золотую монету не получить от вас подделку стоимостью в тридцать экю. Дела есть дела, господин Шпигель. Давайте поступим так: сейчас вы заберете свое богатство – как видите, обманывать вас я не намерен, – а нынешней же ночью к вам явится посланец от нас, знаток ювелирного дела, который исследует камушки и отсчитает вам деньги.
Шпигель, казалось, пребывал в нерешительности.
– Понятно, – сочувственно заметил Приятель-Тулонец, – вам хочется немедленно забрать деньги и тотчас же дать тягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157