Жених был в форме корнета армии короля, а невеста – в черном муаровом платье. Это было очень красиво. Мы, конечно же, тоже обойдемся без флердоранжа. Ты ведь понимаешь, что ваша свадьба – это вопрос чести. Это как малое крещение в храме, которое совершают тогда, когда нельзя креститься по-настоящему. Как только ситуация станет более благоприятной, вы всегда сможете обвенчаться во второй раз, с соблюдением всех церковных обрядов. А сейчас вы просто обручитесь... Ты готова?
– Да, – решительно ответила Валентина. Лицо ее залила смертельная бледность.
– Мне нужно отправляться за священником, – сказала госпожа д'Орнан. – Все наши друзья будут ждать нас у полковника. Дай-то Бог, чтобы мы застали его живым! Хотя я, конечно, надеюсь, что все будет хорошо. Ты поедешь в моей карете. Я сяду в экипаж полковника. Правда, кучера я взяла своего: так мне будет спокойнее. Ты подождешь госпожу Самайу у входа в Форс на улице Паве.
Валентина набросила на плечи шаль и завязала ленты своей шляпки.
– Кажется, я все-таки успокоилась, – произнесла маркиза с наигранной бодростью. – Не тревожься, тебе вредно волноваться. Все будет в порядке: полковник об этом позаботился.
Через несколько минут на улице Батай показались две кареты. Экипаж полковника, где находилась маркиза, свернул на улицу Шайо, которая заканчивалась Енисейскими полями. Другая карета, на которой красовался герб д'Орнан, поехала по направлению к набережной.
Скоро эта карета оказалась на улице Паве. Перед главным входом в тюрьму стоял фиакр.
Валентина велела кучеру остановиться. Потом она опустила занавески и замерла в мучительном ожидании.

XXXVIII
ОТЪЕЗД НА БАЛ

Старинные часы в спальне полковника только пробили шесть раз. В комнате царил полумрак. Единственным источником света были затухающие угли в камине. В окно, плотные шторы были задернуты не до конца, виднелись заснеженные верхушки деревьев; эта картина усиливала и без того тягостное впечатление, которое производила спальня старика.
В соседней комнате было, наоборот, очень светло. Последние несколько дней там жила графиня Фаншетта Корона, которая хотела находиться как можно ближе к своему больному родственнику.
Дверь, соединявшая обе комнаты, была приоткрыта. В спальне графини суетилась щегольски одетая горничная, озабоченная последними приготовлениями своей хозяйки к балу.
В этой комнате царил очаровательный беспорядок, который возникает всегда, когда женщина, заботящаяся о своей внешности, начинает наряжаться.
Все стулья и кресла были завалены различными безделушками, которые делают красавицу еще более привлекательной. Повсюду были разбросаны платья, перчатки, шляпки. В воздухе разливался сильный аромат, поскольку каждый из этих предметов, начиная с веера и заканчивая маленькими, достойными Золушки, туфельками, источал свое особое благоухание. Стол был весь заставлен шкатулками, полными драгоценностей.
Комната графини являла собой разительный контраст со спальней больного старика, напоминавшей жилище отшельника.
На кровати, скрестив руки на груди, неподвижно лежал полковник. Дыхание его было хриплым и прерывистым.
Рядом с постелью стояла молодая женщина, на обнаженные плечи которой лился свет из соседней комнаты.
– Прошу тебя, позволь мне сегодня вечером остаться с тобой, – говорила эта женщина. – Ты же знаешь, что я не люблю бывать в обществе. Мне там грустно, я чувствую себя неловко... Думаю, мадам де Тресм простит меня. Ей известно, что ты болен и что я – твоя сиделка.
– Упрямица! – прошептал больной.
– Упрямица, упрямица! – повторил он. Фаншетта хотела было возразить, но старик удержал ее.
– Мадемуазель Фаншетта, не забывайте, что я не люблю, когда меня пытаются переубедить, – проговорил он. – Ай-ай-ай, как не стыдно! Разве ты не знаешь, что твоему больному дедушке вредно волноваться?
То ли к старику вернулись силы, то ли он забыл о своей роли, но голос его внезапно окреп и зазвучал громче, чем это бывало в последнее время.
– Ты просто обязана поехать к мадам де Тресм, – продолжал полковник. – А вдруг без тебя за столом окажется тринадцать человек? Не забывай и о том, что и сама хозяйка, и ее прелестная дочь Мари обожают посплетничать. Они не преминут позлословить по поводу твоего отсутствия.
– Не говори так много, а то устанешь! – попросила графиня.
– Ну, это как всегда! – усмехнулся больной. – Когда мои собеседники не знают, что мне возразить, они просят меня помолчать, ссылаясь на мое слабое здоровье. Зажги светильник. Когда ты оденешься, зайди ко мне, я хочу полюбоваться тобой, моя красавица. Кто знает, сколько мне еще осталось? Сколько раз я еще смогу взглянуть на тебя? Однако я надеюсь, что увижу тебя на небесах. Я верю в бессмертие души. Мне кажется, те, кто любил друг друга на земле, никогда не расстанутся и в жизни вечной.
Графиня зажгла светильник. Теперь стало видно лицо больного. Оно внушало ужас.
Наверное, в глазах Фаншетты отразился испуг, поскольку полковник спросил, криво усмехнувшись:
– Кажется, я не очень хорошо выгляжу?
Графиня вздрогнула. Ее поразило, как этот человек может еще иронизировать над собой.
– Вы бледнее обычного, – ответила она.
– Бледнее обычного? – произнес старик, как-то гнусно хихикнув. – Ну, ну, не переживай, моя хорошая, все не так уж плохо. Ах, мой ангел! Ты не знаешь моей тайны... Возможно, иногда ты даже подозревала меня в том, что... Понимаешь, есть люди, чьи поступки, как бы хороши они ни были, смахивают на подлость. Помнишь, ты читала мне на ночь одну американскую книжку? Там рассказывалось о человеке, которого всю жизнь называли шпионом за то, что он помогал Вашингтону в борьбе за независимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157