Особенно клоты хороши, такие живые слова, такое согревающее говорение... Это я по первым следам в душе, еще толком не разобравшись и не все прочитав. Напиши мне, соберись с силами, о Симоне Берштейне, что за студия у него была, кто там был, что он был за человек, как ты с ним общался, вообще, что ты о нем знаешь, я смутно помню твои рассказы о нем. Остались ли его тексты? Кажется даже у Кузьминского в этой его "Лагуне" нет ничего о нем. А может вообще расшевелишься и еще о Харитонове напишешь, жаль, что тогда не удалось сойтись с ним поближе. Напиши просто в письме, но это может быть и основой воспоминаний, можно здесь напечатать и заработать. Мне кажется, что в этом направлении лежит обетованная земля какой-то новой животворной поэтики. Я уже накатал с пол-тыщи страниц мемуаров, сижу с ними каждый день, отрываясь только на письма. И читаю интенсивно, в основном философию, но и историческое. Тут еще "подвезло" - потянул на стопе жилу, связку, черт его знает, так три недели дома сидел, а сейчас каникулы пасхальные начинаются. А там уж и лето. Мечтаю приехать, но не знаю еще как получится, хотелось бы - не с пустыми руками. Вообще, благодаря писанине я вошел в форму, стал вдруг чувствовать, что существую. (Вот тебе и целебность искусства.) Я надеюсь в ближайшее время все-таки оформить хоть какой-то кусок до приемлемого состояния и послать тебе, что скажешь. С Т. я изредка переписываюсь, она обещает поместить рецензию в 18-ом или 19-ом, дай-то Бог. Еще и журнал должен дожить... В "Арионе" (?3) все-таки опубликовали подборку (на днях получил). Там Рубинштейн неплохой вроде. А ты как к нему? Знал ли его раньше? Калымагин его чуть ли не в учителя твои записал в той заметке... Ну, обнимаю тебя, еще раз поздравляю с книжкой, замечательная! Будь здоров и пиши. Ты знаешь, я сейчас, утром, у нас неожиданная "зима" в конце марта: холодина, градусов 12-13 и дожди проливные, ночью гром, молнии, так вот, утром, чуть распогодилось, я взял "Зяблика" и прочитал все клоты, от начала до конца, и этот фрагмент из поэмы. И вспомнил, как до тринадцати лет боялся ударить в лицо, хоть дрался часто, а когда ударил, помню даже кого и когда, то это было, как первый раз с женщиной, потеря невинности, грехопадение... А разница между нами в том (без этических оценок, хотя тут можно целую поэму об этике развести и это у тебя замечательно:"как мышей убивать так кошка красивая сильная, а как дать мужику, чтоб спал спокойно, так сразу этика"...), что для тебя самое страшное - бить. А для меня - быть битым. И что тут больше, детских травм или генетики - не все ли равно? Мы уже такие. И, конечно, страх не физической боли (да и ты ведь боксом занимался?), а страх унижения. Унижение - вот преисподняя мужчины (у кого это: старость: вот преисподняя женщины?). Это на уровне инстинкта. Будешь уступать, надругаются, "опустят". Но чтобы сопротивляться, нужно стать "их" сильнее. А на этом пути (твой страх!) все растеряешь и станешь, как они... Смешно, но в здешней политике нечто похожее, то есть люди это так воспринимают... Люблю читать записки путешественников и смотреть старые мультики от Диснея. Искусство - это свобода веры, а религия - вера без свободы. Невозможно жить в самом себе. У всех теперь прозрачные бронеколпаки, пузыри чувствонепробиваемые. И хоть заебись в этом пузыре, никому дела нет. Взрыв у "Дизенгоф центр". Дали просраться. Страна, наконец, °кнула. Заходил к Володе, купил у него "Алексиаду". Матерится на весь свет, на людей, мол только бы им хлеба и зрелищ, о терактах, о 16 первоклашках в Шотландии, он был в шоке, не мог выйти из дому, говорит: Апокалипсис. А меня эти первоклашки не так уж и задели. По мне так Апокалипсис наступил давно. Мы внутри. А заключается он в том, что нас нет. А террор попытка достучаться через колпаки-пузыри, сообщить, что ты существуешь. Один язык еще слышен - язык боли. Все "соборные" мероприятия вроде вакханалий и революций - попытки слить молекулы людей в лаве всеобщей любви, так газ под определенным давлением превращают в жидкость... По ТВ показывали фильм: фотографии времен Войны за Независимость под стихи Альтмана. Плакал. По духу, который исчез, по мифу, который умер. По светлым лицам на поблекших фотоснимках, парней и девушек в драных свитерах и коротких штанишках идущих в бой, смеющихся на привале, павших в нежные пески, у Ашкелона, в нежные пески... Спартанцы. Сегодня уже никого не воспитывают в мужестве. Никому и в голову не взбредет. Инна в Абу Гош (кругом ни души): - Помнишь, как мы в Новый Иерусалим на Истре ездили? Его теперь восстановили... Могли ли мы вообразить тогда, что встретимся через 25 лет в Старом? Предав победу ради покоя и изолгавшись в стремлениях к справедливости, не заслужим и жалости. Подстрелил меня фильм Годара "Прожить свою жизнь", с Анной Кариной. Короткие сцены, заканчивающиеся затемнением, будто взмахи крыльев бабочки в ее однодневной жизни. Гуляли с Гольдштейном вдоль моря от Дельфинария до кафе "Тетис", потом на веранде ритуально выпили по стакану, я - пива, он - сока. Веранда была пуста. Море и небо сливались в одну бездну цвета диких фиалок, и мы мирно висели в ней, словно в гамаке. Жаловался ему на почти физическую невозможность вымысла, претит мне вымысел, он тоже считает, что только дневники, документы еще имеют шанс прозвучать, прямое высказывание, "личное послание", но как не дать доверительности соскользнуть в "исповедальную пошлость"? Не поэтому ли, говорю, хорошо идет ругань, выдаваемая за шик раскрепощения от литканонов, жестокость. Жестокая литература, да, де Сад, но она неизбежно становится литературой жестокости... Еще сказал о потребности в чуде, что словом уже не задеть, пора переходить к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152