Они привыкли выплачивать военные убытки своих повелителей.
– Вы соглашаетесь? Предоставьте мне иудеев и – и Академию!
Орест встал.
– Ипатию?
– Ипатию и других.
Орест вздохнул и сказал:
– Ваша милость открыли мне глаза. Быть может, ваша милость правы, и все пойдет так, как вы говорили, а за план покорить Рим примите мои комплименты; вы – действительно государственный человек. Но одно, ваша милость, изволили забыть. Вы беретесь за новое дело, и у ваших солдат нет еще старых знамен, нет еще старой чести. Возможно, что как раз поэтому вы победите. Революции выигрывают бесчестными солдатами. Мне же, начальнику обреченного на смерть отряда, остается, в конце концов, только честь. Вы правы: государственному человеку не должно быть дела до горести иудеев и хорошенькой женщины-философа. Но мне остается моя честь, и потому я накажу убийц иудеев и буду охранять Ипатию!
– Ваша светлость внезапно полюбили иудеев! Но для них ваша помощь несколько запоздала – и мне жаль розовой крови прелестной Ипатии.
Орест поднял кулак и сказал:
– Берегитесь, Кирилл! Вы строите церкви на костях своих мучеников. Не создавайте нам мучениц!
– Ваша светлость причисляет себя к язычникам?
Орест взял шляпу и плащ. Кирилл позвонил и сказал вбежавшим монахам:
– Двух слуг с факелами его светлости!
В слабом свете утра наместник в сопровождении двух монахов зашагал к своему дворцу.

Глава IX
ПИРАМИДА ХЕОПСА

В порыве первого гнева наместник решил противопоставить архиепископу законы и мощь государства. Он созвал свой совет, но результатом многочисленного совещания было решение не применять к предводителю церкви никаких открытых мер строгости, а добиваться победы дипломатическим путем.
Орест прекрасно сознавал, что беззастенчивый Кирилл всегда победит его на этом пути. Он надеялся только на перемену в настроениях правительства, или даже на перемену его самого. Сто лет императоры и императрицы кокетничали с христианством. Это, однако, не мешало тому, что христиан то ласкали, то казнили, а церкви то воздвигались, то сравнивались с землей. Конечно, на Востоке, по крайней мере, последнего чаще не делали. Но разве из этого следовало заключать, что это любопытное движение сможет изменить судьбы государства? Безумие! Рим и римские дамы не были педантичны. Они постоянно изменяли всем своим двенадцати богам, хотя среди них находился весьма изобретательный на превращения Юпитер и многоопытный Геракл. Уже и тогда римские дамы охотно молились какому-нибудь таинственному восточному Божеству. Одно время там был в моде быкоголовый Серапис, потом азиатский Бог солнца, затем божья матерь – Кибела. А теперь мода была на крест, и на другую божью матерь. Но и это не останется, и это пройдет.
Наместник должен был тем временем как можно меньше обращать внимания на законы. Приходилось учиться у Кирилла и вести борьбу всеми средствами; кто знает, может быть, ему удастся столкнуть Кирилла в его собственную яму! Не он, так следующий наместник, наверное, сделает это со следующим епископом.
Тем временем спор о погроме развивался все живее и не оставалось сомнения, что правительство со дня на день сдает свои позиции. Наместник вывесил объявление, в котором говорилось, что иудеи находятся под охраной оружия, а архиепископ в особом послании к епископу Рима высказал свое неудовольствие убийствами и грабежами. Но ни то ни другое не удержало зажиточных иудеев от поспешного бегства из города Александра Великого в поисках новой родины. Очевидно, охрана государства и письма архиепископа не удовлетворили их. Наместник занял иудейский квартал войсками и приказал продолжать торговлю и ремесла по-прежнему. Но последние не желали этого. Обладатели разгромленных лавок как можно скорее обращали все, что могли, в деньги и убегали. На уцелевших улицах ежедневно происходили распродажи, и ежедневно отправлялись караваны на восток и корабли на север с купцами и наиболее ценными товарами. Военные отряды должны были особенно следить за ночной безопасностью квартала, но каждую ночь там совершались грабежи, убийства и насилия. Причастность архиепископа к последнему доказать было невозможно. Орудовала чернь, которая считала иудейский квартал свободным и пользовалась этой свободой, как умела. Если напившаяся компания матросов не была в состоянии заплатить по счету, она отправлялась в иудейский квартал и располагалась в каком-нибудь пустом доме, а иногда и выкидывала обитателей из населенного. Потом из ближайших лавок вытаскивали мебель, еду и питье. А так как в это время хозяев в лавках обычно не оказывалось, то никто не заботился об уплате.
Конечно, патрули непрерывно проходили по улицам. Но характерно, никогда не находили они следов беспорядка, ни разу не пришлось им прибегать к оружию. И отчаявшись, иудеи рассказывали, что солдаты насмехались над погромами, сами ловили женщин, брали из громившихся лавок то, что им было больше всего по вкусу. По ночам иудеи не отваживались выходить на улицу, боясь одинаково и грабителей, и сторожей.
Орест хотел собрать доказательства против архиепископа и его подчиненных, но, как выяснилось, ничего нельзя было найти. После той ночи, когда мастеровые союзов и монахи предводительствовали чернью, эти благочестивые люди сделались «защитниками» порядка. Они много времени проводили в иудейском квартале, помогая его жителям ликвидировать их имущество. От этого паника только увеличивалась, так как они неустанно напоминали своим жертвам, что ввиду приближения масленицы, а потом и пасхи, им следует торопиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83