Перво-наперво новому невольнику велели вымыться в большой бочке – «уж больно гнусно ты пахнешь, парень!» – после чего, выдав узкую короткую тунику без складок, повели в кузницу, где дюжие молотобойцы в два счета надели Рыси на шею металлический ошейник с именем хозяина – «А. Галлий Флор». Юноша почувствовал, как сердце внезапно сдавила грусть: пусть и раньше тоже было несладко, но этот вот ошейник, ошейник раба, казался овеществленным символом неволи.
– Через год, – Астиний с усмешкой щелкнул по ошейнику пальцем, – мы это снимем. Если, конечно, будешь себя хорошо вести и угодишь хозяину.
Поначалу нового раба отправили в конюшню убирать навоз, чистить и кормить лошадей, а заодно и месить глину на кирпичи: вилик задумал к осени сложить специальный загон для жеребцов. Работы хватало, особенно когда пришла пора собирать урожай. Примерно до ноября Рысь, которому на вилле, ничтоже сумняшеся, дали имя Юний – по названию месяца июня, когда его и купил Астиний, ночевал в длинном бараке вместе с остальными рабами, находящимися под бдительным надзором надсмотрщиков. На ночь всех приковывали к длинной цепи – не доверяли. Рысь-Юний так ни с кем и не сошелся – ночью и во время работ все разговоры запрещались, да и латынь юноша знал так себе, с пятого на десятое. Правда, как оказалось, гораздо лучше других рабов – германцев, которые жили своим замкнутым обществом, никого туда не допуская. Кроме них, существовали и другие невольники, так сказать, домашние, в чьи обязанности входило поддержание в полном порядке многочисленных построек виллы, а также обслуживание хозяина в случае его приезда. Хозяин, Авл Галлий Флор, наезжал редко – уж больно хлопотным выдалось это лето для муниципии Августодурума. И сам Галлий-эдил, и дуумвиры деятельно готовились к приезду префекта Лугдунской Галлии, наместника малолетнего императора Александра Севера, не так давно возведенного на престол взамен убитого развратника Элагабала. Наместник так и не приехал – добрался лишь до Медиоланума да повернул обратно в Лугдун. Галлий Флор с семьей – женой, полной матроной, и двумя маленькими детьми – заглянул ненадолго на виллу, да почти сразу и уехал – дела. На новых рабов даже и не взглянул – некогда, во всем доверяясь вилику. А тот задумался после окончания осенних работ: что делать с лишними ртами, никак уж не нужными зимой? Оно конечно, можно их и продать, как, к примеру, и поступили на соседней вилле, так ведь весной придется опять покупать, к тому же дороже. Невыгодно. Но и держать рабов без дела – хуже нет. Раб должен работать, иначе в голове его быстро заведутся разные нехорошие мысли – недалеко и до бунта. Поразмыслив, Астиний, как человек умный и предусмотрительный, велел невольникам копать котлован под летнюю кухню. До зимы всяко успеют поставить стены, а уж остальными работами вполне можно заниматься до самой весны. Рассудив таким образом, вилик потер руки и каждый день самолично наблюдал за ходом работ – а как же без присмотра? Раб – скотина ленивая и коварная, так и норовит все испортить.
В тот день – кажется, был уже ноябрь или конец октября – низкое серое небо исходило мелким дождем, с моря дул пронизывающий холодный ветер, раскачивая ветви деревьев. Часть рабов дожимали оставшийся виноград, а большинство, покончив с рытьем котлована, возводили на бетонном фундаменте стены. Астиний подошел ближе, искоса поглядывая на подобострастно поклонившихся надсмотрщиков, – кто-то из них был вольноотпущенником, а кто-то таким же рабом, как и сам вилик, – понаблюдал за строителями. Один из них – молодой светловолосый парень, почти мальчик – вдруг всколыхнул в памяти вилика какие-то давно забытые мысли. Астиний задумчиво прошелся вокруг стройки, пока наконец не вспомнил (он вообще редко что забывал): ведь именно этого раба он хотел выучить и представить хозяину как нового номенклатора – невольника, отвечавшего за прием гостей. Мода на таких рабов совсем недавно распространилась в этой глухой провинции – Косматой, как ее презрительно называли, – и вилик был бы рад угодить эдилу. Раб-номенклатор должен был знать наперечет всех друзей и знакомых хозяина, их жен и домочадцев, подсказывать, когда надо, напоминать, а встречая гостей, развлекать их светской беседой или изысканными стихами. В таком деле, кроме ума, незаурядной памяти и врожденного изящества, от невольника требовалась еще и привлекательная внешность.
Астиний посмотрел на молодого раба – кажется, этот парень обладал всеми нужными достоинствами. Неглуп, явно неглуп – уже довольно бегло говорил по-латыни, правда коверкая слова совершенно по-варварски, ну да ничего, можно и переучить в случае надобности. С внешностью дело обстояло еще лучше: строен, подтянут, красив, черты лица тонкие, глаза ярко-голубые, волосы цвета спелой пшеницы – таким позавидовала бы любая римская модница.
– Эй, Юний, – приблизившись к стройке, Астиний подозвал раба.
Услыхав зов, Рысь бросил работу и, подойдя к вилику, поклонился.
– Идем. – Повернувшись, вилик быстро пошел к дому, слыша за спиной шаги Юния.
Миновав атриум, свернули в прилегающую комнату, большую и светлую – в ней было целых четыре окна, пусть небольших, но все же это выглядело довольно необычно. Маленький столик, узкая скамья-ложе, украшенный мозаикой пол, полки вдоль стен. На полках в строгом порядке стояли круглые футляры со свитками – книги, одну из которых и взял вилик:
– Ты умеешь читать, Юний?
Рысь отрицательно качнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14