Они делали это по собственному выбору, а не по принуждению. Женщины напоминали полуутопленных котят, которые отчаянно хватались за спасительную соломинку.
Как и другие несчастные женщины, которые оказывались в таком ужасном положении на протяжении истории и были спасены, выжившие от малва в Харке решили последовать за римской армией. В зависимости от возраста, внешности и темперамента, они стали наложницами, поварихами, прачками, медсестрами — а часто всем одновременно. И если их статус и представлялся неопределенным, по абстрактным стандартам, им он казался фактически раем.
Римские солдаты, несмотря на свою суровость и грубость, никогда не были жестокими к своим женщинам. По крайней мере, солдаты Велисария. Другие римские армии могли бы. Но, учитывая дисциплину Велисария — к которой они уже давно привыкли — и их собственный ужас от зверств малва, солдаты вели себя в манере, которую вполне можно было назвать рыцарской. Конечно, если понимать термин «рыцарский», как включающий: вульгарность; грубый юмор; бездумное предположение, что женщины будут им готовить, убирать за ними и стирать; и нет нужды говорить, мгновенную готовность совокупляться, всеми способами, исключая только откровенное насилие.
На самом деле социальное положение большинства женщин было не хуже, чем до вторжения малва. Да, они никогда не вели такую распутную жизнь. Но имелась и компенсация: новые мужчины в их жизни доказали, что достаточно крепки и способны дать женщинам настоящий шанс выжить. А это немало в водовороте будущей войны. Велисарий через своих офицеров уже сообщил женщинам, что они воссоединятся со своими семьями — с тем, что осталось от их семей. Но, к его удивлению, большинство дало ясно понять, что они предпочтут остаться с его армией, независимо от того, куда отправится армия.
Поэтому сложность в эвакуации женщин заключалась не в том, чтобы их собрать. Те женщины, которые могли сами двигаться, собрались на причалах быстрее, чем кто-либо еще. Проблема была в том, что даже через несколько недель после освобождения Харка многие женщины не могли передвигаться самостоятельно. По крайней мере треть женщин, которые были рабынями в военных борделях, оставались слишком слабыми или больными. Их эвакуация представляла собой главную медицинскую проблему.
Эвакуация заняла три часа — к тому времени все носилки занесли на борт. В конце оставили только двенадцать женщин, в медицинском отсеке, отделенном для рабынь, которым досталось больше всего. Все они были без сознания и так близки к смерти, что даже двигать их не представлялось возможным.
Римский офицер, который отвечал за эвакуацию этого отсека, прыгал взад и вперед в раздражении, не в состоянии принять решение. Медсестра, которая сама была прикована цепью в одном из борделей, прошептала несколько слов на ухо кушанскому солдату. Он вручил ей свой кинжал. Медсестра с холодным выражением лица приказала всем покинуть отсек, используя тон, который бы одобрила императрица Феодора. Когда она вышла через пять минут, ее лицо было спокойным, манеры расслабленными. Она даже нашла время, чтобы почистить кинжал. Все, что осталось, — это отступление с боем солдат, удерживающих передовые позиции. При любых обстоятельствах в мире, кроме тех, в которых теперь оказался Велисарий, он сам стал бы руководить отступлением. Его телохранители наполовину спятили бы от того риска, которому он себя подвергал. Но сегодня…
Маврикий даже не удосужился обсудить вопрос с Велисарием. Он просто выполнил задачу сам. В конце концов работа была ему вполне по плечу. На самом деле Маврикий руководил отступлением не хуже, чем мог бы Велисарий. И имелось еще дополнительное преимущество, по крайней мере у солдат, которые служили телохранителями Маврикия. Потрепанный ветеран правильно понимал правильное место правильного командующего в центре сражения.
Поэтому, по одной из маленьких исторических иронии, военный гений, который до этого дня руководил, бесспорно, самой смелой и блестящей кампанией всех времен, не играл никакой роли в ее драматическом завершении. На самом деле он даже не заметил его. Вместо этого его глаза были прикованы к телескопу, и полководец обнаружил, что столкнулся с совершенно новым жизненным опытом.
Он абстрактно знал, какие муки переживала Антонина, когда бы он ни отправлялся на войну. И смеялся, слушая рассказы Маврикия и Ирины о том, как Антонина проводила день после его отъезда.
Он больше не смеялся. Наблюдая за тем, как его жена участвует в морском сражении — прямо перед его глазами, но вне пределов его досягаемости или контроля, — Велисарий наконец понял, что это означает. Неотрывно глядеть на лошадь.
Глава 38
— Антонина, не поднимай голову! — проворчал Усанас. Аквабе ценцен посмотрел на Матвея и показал на женщину, которая пыталась просунуть голову под его локтем. — Сядь на нее, если потребуется.
Матвей покраснел. Затем осторожно приблизил свои огромные ручищи к плечам Антонины.
Антонина гневно взглянула на него. На мгновение Матвей отступил. Но только на мгновение.
— Хорошо. Хорошо! — рявкнула Антонина и отошла назад примерно на полдюйма. Сказала сварливо и раздраженно: — Ну а теперь вы удовлетворёны?
— Нет! — немедленно последовал ответ. — Я хочу, чтобы ты спустилась вниз, глупая женщина. Теперь в любую минуту…
Протяжный крик привлек внимание Усанаса, и он снова повернул голову по ходу судна. Через узкий проем в щите, натянутом на нос флагманского корабля, Усанас наблюдал за первой партией ракет, которая направлялась в их сторону от галер малва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145