Велисарий усмехнулся. Услышав тихий звук, Ситтас вопросительно склонил голову и посмотрел на него.
— Эйд только что выразил уверенность в моих суждениях, — сообщил Велисарий. — Хотелось бы мне чувствовать то же самое.
Он рассчитывал, что Ситтас произнесет одну из своих обычных саркастических реплик в адрес Велисария, но его большой друг просто усмехнулся.
— Ты знаешь, я согласен с этим маленьким умненьким существом. Я думаю, что твоя стратегия в этой кампании, черт побери, почти блестящая. Черт побери, если вдуматься, и не «почти».
Велисарий нахмурился.
— Она слишком сложная. Слишком запутанная. Слишком много этапов. Первый шаг, второй, третий. Маврикий не переставал ворчать на меня по этому поводу на протяжении целого дня. И я не могу с ним не согласиться. Достаточно скоро вся моя «стратегия» станет расползаться по швам, и я вернусь к тому, чтобы принимать стратегические решения в седле. — Он перестал хмуриться, вместо этого у него на губах появилась легкая хитрая улыбка. — К чему, как я признаю, у меня есть определенная склонность. Больше чем у Линка, готов поспорить. И спорю.
Ситтас приподнял свое огромное тело в стременах и мгновение осматривал гигантскую армию.
— Кстати, а где сам старый ворчун?
Он опустился назад в седло. Задача найти отдельного человека в огромной толпе солдат и нагруженных вьючных животных, даже офицера из высшего командования со свитой и знаменами, была практически безнадежной.
— Конечно, он ворчит, — проворчал сам Ситтас. — Какой была бы жизнь без вечно недовольного старого ублюдка? Но ничего не могу поделать — на этот раз он просто не прав.
Ситтас почти что злобно показал на бесплодный пейзаж впереди.
— Дальше все будет в точности таким же, Велисарий. Я даже не уверен, что малва возьмут на себя труд бороться за дельту, когда мы наконец прибудем в Бароду, просто бросят ее и дадут нам удобно устроиться. А затем, когда изменится направление муссонов, станут наблюдать, как мы умираем от голода под стенами их укреплений. К тому времени, как мы туда доберемся, они оставят нам только воду и голые камни.
— Легче сказать, чем сделать.
Ситтас пожал плечами.
— Да, конечно, я знаю. — Его короткий смешок прозвучал, как лай. — Легко историкам говорить: «Они опустошили местность». Ты можешь представить кого-то из этих лентяев, пытающихся уничтожить посевы? Мне еще никогда не удавалось поймать ни одного за этим занятием. И вообще, это тяжелая работа. И я точно никогда бы не пожелал такого крестьянину.
Велисарий улыбнулся. Он сомневался, что Ситтас на самом деле читал кого-то из историков, которых только что поносил. Зато Велисарий знал, что Ситтас на императорском пиру один раз ввязался в громкий спор с тремя историками. В конце концов Феодора отправила свою личную стражу успокаивать разбушевавшегося полководца.
С другой стороны, Велисарий-то как раз многих историков читал. И хоть он не плевался от ярости, как Ситтас, из-за глупостей слишком образованных интеллектуалов, ведущих размеренную безбедную жизнь, он очень хорошо понимал своего друга. Все эти бумагомараки страдали манией превращать прозаическую и сложную реальность в череду метафор, отчего хроника военных кампаний начинала напоминать изящную поэзию, которая, как они блаженно предполагали, и является зеркалом жизни.
«Опустошить местность. Разграбить землю».
Велисарий сам не раз отдавал подобные приказы, в особенности в первые годы своей военной карьеры, когда дрался против варваров на Дунае и против персов на граничащих с Месопотамией территориях. Но и он, и его подчиненные между строк видели прозу жизни и то, что на самом деле значили все эти простые, понятные глаголы и существительные.
«Как можно лучше — за отведенное время. Как можно больше — и тем количеством людей, которые есть. Все, что можете сделать — с военной техникой вместо элементарных сельскохозяйственных орудий и мулами вместо волов».
Он помнил, как яростно ругались его подчиненные, занимаясь бесконечной и изматывающей работой, пытаясь извести цепкую виноградную лозу и вырубить рощи оливы и фруктовых деревьев. Или тяжелую работу по уборке зерновых, когда их сваливали в кучи, которые можно поджечь. И это не считая того, что приходилось отыскивать тайные погреба с запасами, укрытия, сделанные крестьянами, гораздо более опытными в подобного рода вещах, чем солдаты. Крестьянами, для кого результат был гораздо важнее, чем людям, которые вскоре уйдут из этих мест.
Это никогда нельзя сделать до конца. Раз за разом, во все времена, показанные ему Эйдом, Велисарий узнавал одну и ту же картину. Армия идет через регион, «опустошая земли», а затем — не более года спустя — все становится как прежде. По крайней мере, половина уж точно. «Природа Мать», в особенности когда ей помогают бедные и трудолюбивые крестьяне, гораздо крепче и выносливее, чем любая армия.
По правде говоря, самым успешным методом был самый безжалостный. Метод, которым монголы в будущем воспользуются в Центральной Азии. Не просто разрушить инфраструктуру, но уничтожить и людей, которые живут на этой земле. Убрать рабочую силу, которая может заново все отстроить.
Этим методом Велисарий никогда не воспользуется. Мало кто в истории так поступал. Хотя он не сомневался, что малва в дельте реки Инд будут придерживаться именно этого варианта. Последний приказ, который отдаст Линк, после того, как его солдаты разрушат все, что можно разрушить, будет убить всех крестьян. Множество бедных, простых людей, мозолистые руки которых гораздо лучше приспособлены к работе, чем мускулистые лапы солдат приспособлены к разрушению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160