Голос у него низкий — от регулярного потребления алкоголя, как я догадался, а по акценту ясно, что его родной язык — английский. — Вторая планета Шеллинга, если не ошибаюсь, — выдал он название из неведомого каталога, флотского, как я догадался позже.
Я кивнул.
— А вам не доводилось случайно бывать на Белизариусе? — Пальцы его сжали край стола. — Это планета в Третьей Григорианской Системе. В секторе Канопус. Вы хотя бы слышали о ней?
— Слышать слышал, но летать туда не приходилось, — ответил я. — Не было причин там останавливаться. Там никто не базируется, кроме кораблей Флота.
— Но вы все-таки слышали о ней в других портах? Хоть что-нибудь? — Голос его задрожал. — Она так чертовски далеко от нас: Мы полностью отрезаны от мира на этом проклятом континенте. — Он сглотнул слюну и, собрав остатки достоинства, закончил фразу: — Прошу прощения. Удивляетесь, наверное, что какой-то бродяга донимает вас расспросами.
— Похоже, вы и сами были когда-то космическим пилотом, — рискнул я предположить. Он не выглядел слишком обидчивым.
— Не совсем так, — вздохнул он. — Не то, что вы имеете в виду. Но однажды — очень давно, я стал им. — Он посмотрел затуманенным взглядом куда-то вдаль. — Когда же это было? Сейчас посчитаем. На Сан-Валерио я провел семь лет, так? Там пятый временной пояс, кажется. А перед этим… Впрочем, это неважно. Я просто упиваюсь жалостью к себе — самое презренное чувство. Да и вам, наверное, порядком поднадоел.
— Нет, что вы, — возразил я, почувствовав, что этому человеку есть что рассказать, да и Жак бросал на меня красноречивые взгляды. Принесли ликер, и я заплатил за всех. Баляфр с достоинством поблагодарил меня и начал потягивать напиток маленькими глотками, стараясь, видимо, поддерживать желательную степень опьянения.
Мне и раньше приходилось кое-что слышать о нем. Жил он в лачуге, рядом с обрывом, перебивался случайными заработками и однажды, собирая перламутровые раковины во время прилива, едва спасся от рыбы-меч — тогда у него и появился шрам. В Сенвильской клинике, в часе езды отсюда на автобусе, шрам могли бы убрать, но он предпочитал тратить все деньги на выпивку. Порто Бланке, находящийся за океаном, мог с таким же успехом располагаться и на Луне. Этот человек вовсе не был безмозглым, опустившимся алкоголиком. Почти все свободное время он проводил в своем бараке за компьютером, выуживая книги и музыкальные записи из центрального банка данных.
Незаметно мы перешли на английский, потом, спохватившись, принесли Жаку свои извинения.
— Ничего, мне полезно попрактиковаться, — рассмеялся тот. — Вам и невдомек, со сколькими иностранцами я вожу знакомство. Но уж коль заходит разговор про… Аристотеля — так, кажется? — и про справедливость, у меня мозги сразу перегреваются, так что желаю вам хорошо посидеть, друзья.
Он присоединился к прежним собутыльникам. А мы с Баляфром проговорили всю ночь напролет. Не сразу удалось мне вытянуть из него эту историю — не то чтобы он раньше ни с кем ей не делился, но все-таки я был не из местных, и Баляфр все цеплялся за остатки гордости. Но я тоже читал философов и повидал немало других миров. И в конце концов он решил: мое мнение не менее ценно, чем мнение какого-нибудь священника, или морского капитана, или старой, умудренной жизнью жены рыбака. Воздалось ли ему по заслугам или он стал жертвой неоправданной жестокости?
Безусловно, поступили с ним не очень-то милосердно.
— Лейтенант Артур Ленг, с рапортом к вице-адмиралу Дерябиной.
Сидящий за столом адъютант кивнул, нажал кнопку.
— Присаживайтесь и подождите несколько минут, — объявил он и снова повернулся к дисплею. Скучать на Белизаурисе не приходилось — Кристину еще не освободили от халиан.
Ленг только что прибыл на эту планету и потому был слишком взволнован, чтобы сидеть. Он стал расхаживать по маленькой приемной, ощущая необыкновенную легкость во всем теле: на этой планете сила тяжести составляла всего две пятых от нормальной. Но на душе все равно было тревожно и тяжело.
Кто знает, может, ему и впрямь суждено сыграть не самую последнюю роль в освобождении? Важную, а то и ключевую роль?
У стены он остановился и выглянул наружу. Перед ним был не смотровой экран, а простое окно. Флот старался строить все побыстрее. Год назад здесь не было ничего, кроме камней, песка, пыли и льда, а в каталоге это место значилось как «планета номер четыре Третьей Григорианской Системы».
Мы с Тесс называли между собой Кристину «рубин»— из-за особенного свечения, — подумал Ленг.
Маленькое солнце низко зависло в красноватом небе. Сквозь разреженный воздух просвечивало несколько звезд. Бледный свет заливал пустырь и космодром. Он увидел шаттл, недавно выведенный с орбиты, и несколько человек из команды наземного обслуживания в скафандрах, напоминающих не то роботов, не то троллей. Выложенную железобетонными плитами площадку огораживала металлическая стена. Позади возвышалась башня электронного слежения.
Система вентиляции в штабе оставляла желать лучшего. С каждым вдохом в горле першило от каких-то едких химических примесей. Ему вспомнился аромат цветения на Кристине. До чего же редка жизнь во вселенной, как все живое прекрасно и неповторимо! Уничтожение, даже халиан, казалось противоестественным делом.
Тем не менее оно должно быть выполнено.
— Лейтенант Ленг? — раздался голос у него за спиной. Обернувшись, он увидел человека с командирскими нашивками и отдал честь. Офицер вскинул руку в ответном приветствии, застенчиво улыбнулся и сказал: — Давайте обойдемся без церемоний. Меня зовут Ян Маклорен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85