Подобно сестрам Золушки, я нашла себе пытку — туфли, которые были меньше на несколько размеров. А чтобы спрятать руки, похожие на руки великанши, я надевала перчатки.
Enfin , меня смущало в моем новом облике практически все. У меня постоянно подводило живот от страха, что кому-то придет в голову дразнить меня или что кто-то попросту заговорит со мной. Я была в полной власти и у наставниц, и у других воспитанниц: они могли распять меня одним-единственным словом, намеренно или случайно. Я жила в состоянии постоянной тревоги… мне было плохо: все ополчилось против меня — моя природа, мои чувства, общество. Мне хотелось исчезнуть, раствориться в придуманных мирах — в мирах, о которых я столько прочла.
Монахини в С*** знали, куда попадут после монастыря их подопечные, — в те же купеческие дома, из которых прибыли; уехав из одного дочерью, им предстояло попасть в другой уже в качестве жены. Потому их надлежало обучить тем «совершенствам», которых от них там будут ждать. «Талантам» обитательниц гостиных. Я же не питала склонности к подобным предметам. Терпеть не могла проводить долгие часы за таким никчемным занятием, как рукоделие, под которым понималось плетение или, скажем, вытачивание маленьких шедевров, обреченных затем собирать пыль в какой-нибудь зале, или изготовление обтянутых тканью пуговиц, коим уготовано вызвать приступ экстаза у девствующей тетушки или украсить жилетку младшего брата… Нас учили чинить кружева, показывали, как писать красками овальные миниатюры на слоновой кости при помощи кисточки, состоящей из одного-единственного волоска (это было хуже всего), а также инструктировали, как делать на обратной стороне вышивки такие маленькие узелки, чтобы эта сторона практически не отличалась от лицевой. Никогда более в жизни ток времени не ощущался мною столь осязаемо, как за этим занятием, и никогда время не казалось мне настолько потерянным зря.
Но тут мне удалось извлечь выгоду из своих успехов в изучении более серьезных дисциплин… ведь речь шла о том, чтобы не повредиться в уме! Я подала прошение о том, чтобы меня освободили от занятий рукоделием, дабы иметь время самостоятельно изучать науки. И мне разрешили! Было, по-видимому, решено, что подобные «совершенства» мне никогда не понадобятся; таланты, которыми девицы и дамы блистают в парадных залах, я никогда бы не смогла применить на практике, ибо мне суждено было одерживать победы явно не на паркетных полах гостиных. Потому я не нуждалась в арсенале тех средств, с помощью которых держат в узде мужей и ставят на место слуг.
Так что в то время, когда прочие девицы прилежно усваивали богатый набор приемов, посредством которых им предстояло в будущем, когда они станут важными дамами, достичь успеха в салонах, я в одиночестве бродила по дорожкам сада. Когда же случалось ненастье, я находила пристанище в покоях матери-настоятельницы, устроившись за столиком, инкрустированным розовым мрамором.
Пока другие штопали, рисовали и пели, я предавалась чтению. Со временем у меня выработалась своего рода зависимость — меня тянуло к книгам: к аромату свежей типографской краски, к пряному мускусному запаху старых фолиантов. Мне нравилось трогать ткань на их корешках, и меня огорчало, если книга, которая мне нравилась, не имела золотого обреза. Подобные занятия словно переносили меня в иное царство, огражденное кожаным переплетом, и я укрывалась там, будто за щитом.
Моими друзьями стали волшебники-романисты — Анна Радклиф и великий шотландец Вальтер Скотт. Я читала их в своей комнатке-кладовке при свете ворованной свечки, а затем прятала под ворохом тетрадок. От них пахло скандалом — не подходящим для девочки недозволенным чтением… О да… Я растворялась в их книгах полностью и бесповоротно, сгорая от счастья. Какой в них таился мир, полный романтических приключений и коварных любовниц, полный преследуемых и гонимых дам, теряющих сознание в своем одиноком жилище; там обитали гонцы, которых убивали на каждом постоялом дворе; на каждой странице наездники загоняли своих лошадей насмерть; там были темные леса, горные дали, клятвы и рыдания, слезы и поцелуи, шлюпки, плывущие по лунной дорожке, соловьиные рощи, сердца, трепещущие от горя и радости, и джентльмены, храбрые и добродетельные, как сам Господь Бог. В мечтах я представляла себя обитательницей замка, в старомодном роброне с низкой талией: подперев рукой подбородок и устало поставив на подоконник изящнейший локоток, я коротала у окна долгие, тоскливые дни в ожидании всадника с белым плюмажем, который галопом прискачет через обдуваемую ветрами вересковую пустошь. Правда, иногда этим всадником оказывалась я сама. (Конечно, я не отличила бы шлюпку от барки и никогда не видала пустоши даже одним глазком, хоть обдуваемой ветрами, хоть нет, но все это не имело значения.)
Еще мне нравились произведения Браунинга, из-за их красоты, и Шекспира, потому что в них было много жизни. Я декламировала по памяти целые монологи, адресуя их то любопытным белочкам, то росшим неподалеку деревьям, становившимся, таким образом, участниками моих любительских спектаклей. Я обожала нерешительность Гамлета, равно как и исполненный болью гнев Просперо или одиночество короля Лира. Я пыталась пробудить в себе безумную силу леди Макбет, но сделать это мне так и не удалось.
В спокойном обществе Плиния и Плутарха я отдыхала душой. (Ведь что может быть романтичней падения империи — с интригами ее правителей, с распутными императорами, с кинжалами, спрятанными под плащом, и ядом, подсыпанным из перстня в усыпанный драгоценными каменьями кубок…)
…Овидий и я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218