ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Об этом я и сказала Теоточчи.
— Ах, он… — сказала она, выталкивая вперед моего красивого друга, — он здесь, чтобы… заполнить пустоту.
Николо (он почему-то стал другим, не таким, каким я его знала в Венеции) спрятался за спину своей госпожи, так что была видна лишь одна нога в черном и высокий сапог, забрызганный грязью. Он старался не встречаться со мной взглядом, пугливо отвернулся, когда я сделала движение, чтобы его обнять.
— Без всякого сомнения, — сказала я, — после того, что мы испытали вместе, твоя застенчивость едва ли выглядит уместной.
Только тогда он поднял глаза, посмотрел на меня, и тут я поняла, что им движет не застенчивость, а стыд. Вначале я этого не заметила, потому что искала в его глазах улыбку, которой они всегда светились раньше. Но когда Теоточчи отступила в сторону и свет упал на Николо, я увидела, что его глаза обрели цвет очень бледного топаза, цвет необычный для присущего человеческому глазу радужного спектра.
— Mais поп! — воскликнула я не слишком деликатно: я была потрясена, но не почувствовала антипатии; этот цвет, казалось, лишь смягчил выражение его темных прекрасных глаз. Наконец я смогла задать вопрос: — Но что случилось с твоими?..
— Выйди вон! — приказала Теоточчи мальчику, который повиновался ей с какой-то тупой покорностью, чего я не замечала в нем, когда жила в Венеции. — Приготовься к встрече с фрейлиной, — сказала Теоточчи. Николо кивнул: по-видимому, даже он знал больше, чем я, о том, что произойдет этой ночью.
Когда мальчик вышел (мы видели, как в соседней комнате он снял свой камзол с низкой талией, закатал обшлага блузы и со спартанским пылом принялся проделывать гимнастические упражнения), я спросила свою мистическую сестру, что она с ним сделала. Была ли я рассержена? Возможно, хотела защитить его, потому что продолжала считать Нико мальчиком, хотя он был всего несколькими годами моложе меня.
— А, это… — сказала Теоточчи, улыбаясь. — Он и не догадывается, просто потому что я продолжаю лгать ему, но все можно вернуть в прежнее состояние. Не правда ли он приятен, этот оттенок созревшей пшеницы?
— Но… но почему?
— Не так давно ему пришла в голову мысль о независимости, и я не смогла, просто не смогла ее вынести. — Я терпеливо ждала, что будет дальше. — Иногда, моя дорогая, следует напоминать нашим слугам, что мы сделали их… непригодными для иного, большого мира. Он видит эти глаза в зеркале и понимает, что он мой.
Она не сказала того, что я знала: она любила его.
— Но как тебе удалось это сделать?
— Не твое дело, — ответила Теоточчи. — Сегодня ночью ты получишь хороший урок и узнаешь достаточно, чтобы занять себя на долгое-долгое время. Не бойся: у тебя будет возможность восхищаться своим Нико. А теперь, — сказала она, оглядываясь вокруг и криво улыбаясь при виде моего домашнего убранства, избытка позолоты, резного дерева и мрамора, — а теперь можешь ли ты дать гарантию, что мы будем одни, что нас никто не потревожит, что нас не обнаружат в твоем дворце?
Но прежде чем я смогла ответить, Теоточчи обернулась, распахнула входную дверь и подала сигнал — то ли свистнула, то ли взмахнула рукой — и…
И мимо меня прошествовала гуськом вереница самых странных, каких только можно себе вообразить, женщин. Одни носили богатые украшения, другие были одеты в лохмотья и дурно пахли. Одну из них, как мне показалось, я узнала. Я услышала, как говорят на нескольких языках. Ни одна, ни единая из них не сказала мне ни слова приветствия. Некоторые отметили мою одежду ухмылками и удивленно поднятыми бровями. Они прошли через вестибюль, через столовую (ни одна, казалось, не обратила внимания на прекрасно сервированный стол) в большую гостиную и, наконец, через двойные двери — в сад.
Все еще стоя, ошарашенная, у входа, я услышала, как хлопнули стеклянные двери. Тишина, внезапная абсолютная тишина поразила меня, как удар. Я прошла в гостиную и увидела всю компанию собравшейся в саду. Они образовали просторный круг с Теоточчи в центре и стояли, взявшись за руки. Теоточчи говорила, я не слышала что, но видела, что говорит именно она. Через толстое стекло я наблюдала, как круг внезапно распался и ведьмы разлетелись, будто дробинки, по залитому лунным светом саду.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой, потому что никогда до этого так сильно не надеялась, что придет конец моему одиночеству.
Помню, что испытывала благодарность к этому одетому в лохмотья сборищу за то, что они явились в мой дом под покровом темноты и их не было видно с улицы, во всяком случае, я на это надеялась: ведь если мне не суждено жить среди них (а я уже знала, что это так), я, по крайней мере, смогу вернуться незапятнанной в приличное общество.
Признаюсь, что всерьез подумывала о том, чтобы уйти из собственного дома. Но вместо этого прошла мимо своего прекрасно сервированного стола (вид лавровых венков, привязанных белыми ленточками к спинкам стульев, вызвал у меня горестные чувства) в сад.
Сад занимал обширное пространство между двумя моими домами. Там произрастали бесчисленные растения, цветущие кустарники и деревья, по границам участка были высажены кусты самшита. Я занималась только розами, в остальном полагаясь на своих садовников.
Выйдя на дорожку, вымощенную плитняком, я не увидела никого, кроме Теоточчи. Она сидела как раз передо мной на каменной скамейке. А где же остальные?
— О, — сказала Теоточчи с извиняющимися нотками в голосе, — они здесь осматриваются.
Она подвинулась на край скамейки. Подойдя к ней, я заметила движение в глубине сада и с трудом удержалась от возмущенного восклицания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
— Ах, он… — сказала она, выталкивая вперед моего красивого друга, — он здесь, чтобы… заполнить пустоту.
Николо (он почему-то стал другим, не таким, каким я его знала в Венеции) спрятался за спину своей госпожи, так что была видна лишь одна нога в черном и высокий сапог, забрызганный грязью. Он старался не встречаться со мной взглядом, пугливо отвернулся, когда я сделала движение, чтобы его обнять.
— Без всякого сомнения, — сказала я, — после того, что мы испытали вместе, твоя застенчивость едва ли выглядит уместной.
Только тогда он поднял глаза, посмотрел на меня, и тут я поняла, что им движет не застенчивость, а стыд. Вначале я этого не заметила, потому что искала в его глазах улыбку, которой они всегда светились раньше. Но когда Теоточчи отступила в сторону и свет упал на Николо, я увидела, что его глаза обрели цвет очень бледного топаза, цвет необычный для присущего человеческому глазу радужного спектра.
— Mais поп! — воскликнула я не слишком деликатно: я была потрясена, но не почувствовала антипатии; этот цвет, казалось, лишь смягчил выражение его темных прекрасных глаз. Наконец я смогла задать вопрос: — Но что случилось с твоими?..
— Выйди вон! — приказала Теоточчи мальчику, который повиновался ей с какой-то тупой покорностью, чего я не замечала в нем, когда жила в Венеции. — Приготовься к встрече с фрейлиной, — сказала Теоточчи. Николо кивнул: по-видимому, даже он знал больше, чем я, о том, что произойдет этой ночью.
Когда мальчик вышел (мы видели, как в соседней комнате он снял свой камзол с низкой талией, закатал обшлага блузы и со спартанским пылом принялся проделывать гимнастические упражнения), я спросила свою мистическую сестру, что она с ним сделала. Была ли я рассержена? Возможно, хотела защитить его, потому что продолжала считать Нико мальчиком, хотя он был всего несколькими годами моложе меня.
— А, это… — сказала Теоточчи, улыбаясь. — Он и не догадывается, просто потому что я продолжаю лгать ему, но все можно вернуть в прежнее состояние. Не правда ли он приятен, этот оттенок созревшей пшеницы?
— Но… но почему?
— Не так давно ему пришла в голову мысль о независимости, и я не смогла, просто не смогла ее вынести. — Я терпеливо ждала, что будет дальше. — Иногда, моя дорогая, следует напоминать нашим слугам, что мы сделали их… непригодными для иного, большого мира. Он видит эти глаза в зеркале и понимает, что он мой.
Она не сказала того, что я знала: она любила его.
— Но как тебе удалось это сделать?
— Не твое дело, — ответила Теоточчи. — Сегодня ночью ты получишь хороший урок и узнаешь достаточно, чтобы занять себя на долгое-долгое время. Не бойся: у тебя будет возможность восхищаться своим Нико. А теперь, — сказала она, оглядываясь вокруг и криво улыбаясь при виде моего домашнего убранства, избытка позолоты, резного дерева и мрамора, — а теперь можешь ли ты дать гарантию, что мы будем одни, что нас никто не потревожит, что нас не обнаружат в твоем дворце?
Но прежде чем я смогла ответить, Теоточчи обернулась, распахнула входную дверь и подала сигнал — то ли свистнула, то ли взмахнула рукой — и…
И мимо меня прошествовала гуськом вереница самых странных, каких только можно себе вообразить, женщин. Одни носили богатые украшения, другие были одеты в лохмотья и дурно пахли. Одну из них, как мне показалось, я узнала. Я услышала, как говорят на нескольких языках. Ни одна, ни единая из них не сказала мне ни слова приветствия. Некоторые отметили мою одежду ухмылками и удивленно поднятыми бровями. Они прошли через вестибюль, через столовую (ни одна, казалось, не обратила внимания на прекрасно сервированный стол) в большую гостиную и, наконец, через двойные двери — в сад.
Все еще стоя, ошарашенная, у входа, я услышала, как хлопнули стеклянные двери. Тишина, внезапная абсолютная тишина поразила меня, как удар. Я прошла в гостиную и увидела всю компанию собравшейся в саду. Они образовали просторный круг с Теоточчи в центре и стояли, взявшись за руки. Теоточчи говорила, я не слышала что, но видела, что говорит именно она. Через толстое стекло я наблюдала, как круг внезапно распался и ведьмы разлетелись, будто дробинки, по залитому лунным светом саду.
Никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой, потому что никогда до этого так сильно не надеялась, что придет конец моему одиночеству.
Помню, что испытывала благодарность к этому одетому в лохмотья сборищу за то, что они явились в мой дом под покровом темноты и их не было видно с улицы, во всяком случае, я на это надеялась: ведь если мне не суждено жить среди них (а я уже знала, что это так), я, по крайней мере, смогу вернуться незапятнанной в приличное общество.
Признаюсь, что всерьез подумывала о том, чтобы уйти из собственного дома. Но вместо этого прошла мимо своего прекрасно сервированного стола (вид лавровых венков, привязанных белыми ленточками к спинкам стульев, вызвал у меня горестные чувства) в сад.
Сад занимал обширное пространство между двумя моими домами. Там произрастали бесчисленные растения, цветущие кустарники и деревья, по границам участка были высажены кусты самшита. Я занималась только розами, в остальном полагаясь на своих садовников.
Выйдя на дорожку, вымощенную плитняком, я не увидела никого, кроме Теоточчи. Она сидела как раз передо мной на каменной скамейке. А где же остальные?
— О, — сказала Теоточчи с извиняющимися нотками в голосе, — они здесь осматриваются.
Она подвинулась на край скамейки. Подойдя к ней, я заметила движение в глубине сада и с трудом удержалась от возмущенного восклицания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218