В этот день, когда Жан-Пьер ушел в Скабун, ее занимал выбор припасов, которые надо будет нести при себе. У нее будет аптечка с самым необходимым: антибиотиками, бинтами, морфином – все это соберет Жан-Пьер. Придется взять и кое-какие продукты. На пути сюда у них было большое количество сухих высококалорийных продуктов западного производства – шоколада, супов в пакетиках, извечной слабости путешественников – мятного кекса Кендаля. А на обратном пути придется довольствоваться лишь тем, что удастся найти в долине: рисом, сухими фруктами, сушеным сыром, сухарями, а еще тем, что они сумеют купить по дороге. Хорошо хоть, что не надо беспокоиться о питании для Шанталь.
Впрочем, с ребенком были связаны другие проблемы. Местные матери не пользовались пеленками, а оставляли нижнюю часть тельца ребенка открытой и лишь периодически стирали подстеленное под него полотенце. Этот обычай, по мнению Джейн, был куда здоровее, чем западная система пеленания, но только не во время путешествия. Джейн вырезала из полотенец три пеленки, а из полиэтиленовых оберток от медицинских материалов Жан-Пьера изготовила для Шанталь пару импровизированных непромокаемых штанишек. Каждый вечер пеленки придется стирать, разумеется, лишь в холодной воде, стараясь высушить за ночь. Если пеленка не высохнет, можно будет использовать запасную, а если обе будут мокрыми, у Шанталь возникнут опрелости. Но еще ни один ребенок не умер от раздражения кожи, вызванного мокрыми пеленками, убеждала себя Джейн. Колонна, конечно, не будет останавливаться каждый раз для того, чтобы дать ребенку поспать, для кормления и перемены пеленки, поэтому Шанталь придется питаться и спать на ходу, а пеленки придется менять только по мере возможности.
В некотором смысле Джейн стала крепче, чем год назад. Кожа на ступнях огрубела, а желудок стал более стойким к воздействию наиболее распространенных видов местных бактерий. Мышцы ног, которые болели во время первого перехода в долину, теперь были привычны к ходьбе на много миль. Но во время беременности у нее появились боли в спине, и ее тревожило, как она будет идти целыми днями, неся ребенка. Ее организм, казалось, полностью оправился после родов. Она чувствовала себя вполне способной к сексу, хотя и не сообщала об этом Жан-Пьеру, сама не зная почему.
В первое время жизни здесь она сделала много снимков с помощью своего «поляроида». Фотоаппарат можно бросить здесь, это дешевка, но большинство фотографий ей хотелось взять с собой. Она просмотрела свою коллекцию, размышляя, что взять, а что выбросить. У нее были снимки большинства жителей деревни. Вот партизаны: Мохаммед, Алишан, Камир, Матулла, в нелепо-героических позах и с нарочито свирепыми выражениями лиц. Вот женщины: пышнотелая Захара, старая сморщенная Рабия, темноглазая Халима – все смущенно хихикающие, как школьницы. Вот дети: три девочки Мохаммеда, его сын Муса, малышня Захары – двух, трех, четырех и пяти лет, четверо детей муллы. Ни один из этих снимков нельзя выбросить, придется взять все с собой.
Джейн укладывала в сумку одежду, в то время как Фара подметала пол, а Шанталь спала в соседней комнате. Они рано утром спустились вниз из пещер, чтобы успеть управиться со всеми делами. Впрочем, укладывать было почти нечего, кроме пеленок Шанталь – лишь по паре трусов для себя и Жан-Пьера и по паре запасных носков. Верхнюю одежду они оба менять не будут. У Шанталь все равно нет одежды – ее завертывали в шаль или вообще оставляли голенькой. Для Джейн и Жан-Пьера хватит по паре брюк, рубашке, шарфу и одеялу типа «патту». В этой одежде они проделают все путешествие и, вероятнее всего, сожгут ее в пешаварском отеле, празднуя свое возвращение в лоно цивилизации.
Эта мысль будет придавать ей силы во время трудного перехода. Джейн смутно помнила, что условия жизни в отеле «Динс» в Пешаваре показались ей невероятно примитивными, но теперь трудно было понять, что именно казалось ей таким плохим. Неужели она и впрямь могла жаловаться, что кондиционер работает слишком шумно? Но ведь там, подумать только, был настоящий душ!
– Цивилизация, – произнесла она вслух, и Фара вопросительно взглянула на нее. Джейн, улыбнувшись, объяснила на дари:
– Я счастлива, что возвращаюсь в большой город.
– Мне нравится большой город, – ответила Фара. – Я однажды побывала в Рохе. – Она продолжала мести пол. – Мой брат уехал в Джелалабад, – добавила она с оттенком зависти.
– Когда он вернется? – спросила Джейн, но Фара вдруг будто оглохла и пришла в замешательство, и через мгновение Джейн поняла, почему: со двора донеслось посвистывание и мужские шаги, затем стук в дверь, и голос Эллиса произнес: «Есть кто-нибудь дома?»
– Входи! – крикнула Джейн, и он вошел, хромая. Утратив к нему былой романтический интерес, она беспокоилась о его ране. Он оставался в Астане до полного выздоровления. Наверно, он вернулся сегодня.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Как дурак, – ответил он с грустноватой усмешкой. – Это не очень достойное место для огнестрельной раны.
– Если тебя беспокоит лишь отсутствие достоинства, значит, дело идет на поправку.
Он кивнул.
– Доктор дома?
– Он ушел в Скабун, – ответила Джейн. – Там был налет и сильная бомбежка, и его вызвали. Я могу чем-нибудь помочь?
– Я просто хотел сообщить, что период выздоровления у меня закончился.
– Он вернется сегодня вечером или завтра утром. – Джейн приглядывалась к внешности Эллиса, с гривой белокурых волос и курчавой золотистой бородой он походил на льва. – Почему ты не подстрижешь волосы?
– Партизаны велели мне отращивать волосы и не бриться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126