Жан-Пьер отставил вазу и сказал:
– Сегодня снова кое-кто жаловался на тебя.
– Кто же? – резко спросила Джейн.
Жан-Пьер бросил на нее взгляд, полный смущения и упорства.
– Мохаммед Хан.
– Но он говорил не за себя.
– Может быть.
– И что же он сказал?
– Что ты учишь деревенских женщин, как стать бесплодными.
Джейн вздохнула. Ее раздражала не только ограниченность мужчин в этом селении, но и то, с каким «пониманием» относился к этим жалобам Жан-Пьер. Ей хотелось, чтобы он взял ее сторону, а не защищал ее обидчиков.
– За всем этим, конечно, Абдулла Карим, – проговорила Джейн. Жена муллы часто появлялась на берегу и наверняка рассказывала своему мужу все, что там слышала.
– Может, ты это прекратишь? – произнес Жан-Пьер.
– Ты о чем? – Джейн почувствовала жесткую интонацию в собственном голосе.
– Прекратишь рассказывать им, как избежать беременности?
В таком изложении это было неточное и нечестное воспроизведение того, чему Джейн учила женщин деревни. Тем не менее, она и не думала защищаться или оправдываться.
– А почему, собственно говоря, надо прекращать?
– Потому что это создает трудности, – проговорил Жан-Пьер с нетерпеливым видом, который всегда раздражал Джейн. – Если мы глубоко оскорбим муллу, нам, может быть, придется покинуть Афганистан. Что еще важнее, это может подорвать авторитет организации «Врачи за свободу», и тогда повстанцы могут отказаться принимать врачей. Для них это священная война, и, знаешь, духовное здоровье важнее физического. Они могли бы обойтись и без нас.
Были еще и другие организации, которые направляли из Франции в Афганистан молодых врачей-идеалистов. Но Джейн промолчала. Она лишь заметила: «Ну что ж, придется пойти на этот риск».
– Придется? – проговорил Жан-Пьер, и она увидела гнев на его лице. – А почему придется?
– Потому что с этими людьми мы можем поделиться фактически единственной непреходящей ценностью – информацией. Конечно, очень важно смягчать страдания раненых и давать людям медикаменты против бактерий, но все дело в том, что у них никогда не будет достаточного количества хирургов и лекарств. Но в перспективе можно улучшить их здоровье путем распространения основных знаний в области питания, гигиены и профилактики. Поэтому следует продолжать начатое дело, даже если, это вызовет недовольство Абдуллы.
– И все же я против того, чтобы этот человек превратился в нашего врага.
– Он ударил меня палкой, – в гневе вскрикнула Джейн.
В этот момент заплакала Шанталь. Джейн с трудом сдержалась. Немного убаюкав дочь, она дала ей грудь. Почему Жан-Пьер не понимает, сколько трусости в его позиции? Почему его так пугает угроза высылки из этой проклятой Богом страны? Джейн тяжело вздохнула. Шанталь повернула свое личико от груди матери и произнесла какие-то недовольные звуки. Прежде чем возобновился спор, снаружи донеслись какие-то крики.
Жан-Пьер прислушался, потом, нахмурившись, поднялся с места.
Со двора до них долетел чей-то мужской голос. Жан-Пьер взял платок и положил его на плечи Джейн. Она соединила спереди его концы. Это означало компромисс. По афганской традиции это не был настоящий платок, но Джейн категорически отказалась выходить из комнаты, как неполноценный человек, в момент появления в доме мужчины, даже когда она кормила грудью ребенка. Она заметила, что тому, кого это смущает, незачем приходить на прием к врачу.
– Войдите, – произнес Жан-Пьер на дари.
Это был Мохаммед Хан. У Джейн было такое настроение, что ее так и подмывало сказать гостю, что она думает о нем и об остальных мужчинах селения, но она сдержалась, когда заметила напряжение на его приятном лице. Он почти не смотрел на нее.
– Колонна попала в засаду, – проговорил Мохаммед Хан с места в карьер. – Мы потеряли двадцать семь человек и весь груз.
От боли воспоминаний Джейн зажмурила глаза. В свое время, направляясь в долину Пяти Львов, она уже прошла с такой колонной, и теперь невольно представила себе картину засады: освещенная лунным светом тропа в узкой тенистой долине, неравномерно растянувшийся ряд темнокожих мужчин и чахлых лошаденок. Нарастающий грохот несущих винтов, вспышки света, гранаты, пулеметный огонь, паника, возникавшая при попытке спрятаться на голом косогоре, бесполезные выстрелы по неуязвимым вертолетам, а потом, наконец, стоны раненых и крики умирающих.
Неожиданно ей пришла мысль о Захаре, ведь ее муж находился в составе колонны.
– А что с Ахмедом Гулом?
– Он вернулся.
– О, слава Богу, – пробормотала Джейн.
– Но он ранен.
– Кто из этой деревни погиб?
– Никто. Бэнде повезло. С моим братом Матуллой все в порядке, так же точно, как и с Алисханом Каримом, братом муллы. В живых осталось еще трое, двое из которых ранены.
– Я сейчас приду, – сказал Жан-Пьер.
Он открыл дверь в переднюю комнату, в которой когда-то размещалась лавка, потом принимали больных, а теперь хранились медикаменты.
Джейн уложила Шанталь в грубоватую колыбельку в углу и торопливо привела свое платье в порядок. Жан-Пьеру, наверное, потребуется ее помощь, или же придется утешать Захару.
– У нас кончились почти все боеприпасы, – проговорил Мохаммед.
Джейн не ощущала почти никакого сожаления по поводу сказанного. Она ненавидела войну и не стала бы проливать слез, если бы повстанцы на какое-то время были вынуждены прекратить убивать бедных и жалких истосковавшихся по дому семнадцатилетних русских солдат.
– За год мы потеряли целых четыре колонны. Прорвались только три, – продолжал Мохаммед.
– И как русским удается напасть на их след? – поинтересовалась Джейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126