- Папа говорил мне, что ваш отец всегда считал вас дураком. Теперь я знаю почему, - сказал я, повернулся и ушел.
Холостой выстрел, конечно, но все же после этих слов мне стало немного легче.
Восемнадцатая глава
Каждый вдох холодного утреннего воздуха обжигал легкие. Каждая неровность каменистой тропинки острой болью отзывалась в мышцах ног. Я забыл, как тяжело бегать по крутым склонам, а ведь сейчас я лишь повторял тот маршрут, который еще мальчишкой пробегал почти каждый день. Четыре мили по самым крутым холмам в округе. До вершины холма оставалось каких-то двести ярдов, но с каждым шагом я бежал все медленней. Как же мне удавалось преодолевать эти мили в двенадцать лет, подумал я.
Я узнавал каждый валун необычной формы, каждый неожиданный поворот тропинки, я вспоминал напряжение и боль моих давних пробежек. В сущности, я и хотел такого возвращения к ежедневной борьбе с крутыми подъемами и холодным ветром. Сначала эта борьба была для меня лишь способом заглушить другую боль - о потере отца, но постепенно я втянулся, и привычка преодолевать усталость, дискомфорт и боль стала моей второй натурой. В сущности, я просто потакал своим желаниям: я нашел возможность каждый день на час-другой замыкаться в собственном мире, центром которого было мое тело, мои многострадальные мышцы, а фоном служили иногда изумительные в своей красоте, иногда пугающие холмы. Каждый день я вступал в жестокую битву, каждый день я одерживал заслуженную победу.
И на этот раз в конце концов я добрался-таки до вершины холма. Начался спуск по гребню длиной в полмили между долинами Бартуэйт и Хелмби. Я запетлял, уклоняясь от острых камней и плотных кустов вереска, то и дело попадавшихся на древней пастушьей тропе, каждую минуту рискуя вывихнуть лодыжку.
Из вересковых зарослей выпорхнула стайка куропаток. Птицы летели невысоко и скоро скрылись из виду. Со дна долины Бартуэйт только начал подниматься туман, приоткрыв серебряную ленту реки. Сверкая в лучах утреннего солнца, река резко поворачивала налево и скрывалась за сиреневым склоном холма. Я оглянулся на широкую коричневую полосу вырубленного леса в самом начале долины и помчался дальше от нее, к аккуратно разделенному на зеленые поля долу, к серым каменным строениям просыпавшейся деревни. До меня донеслись тарахтенье трактора, лай требующих завтрака собак. В родительский дом я вернулся усталым, но у меня созрело решение.
Надеяться на то. что мне удастся уговорить Маблторпа, было бессмысленно. Даже если я найду хорошего адвоката, в конце концов молодой лорд все равно выселит мать. Если учесть, что ее психика постоянно балансировала на грани реального и воображаемого мира, то последствия ее выселения могли быть самыми непредсказуемыми. Но, возможно, мне удастся выкупить дом. Уверенность в том, что мать останется под той же крышей до конца своих дней, придала бы сил и мне и ей.
К сожалению, у меня не было пятидесяти тысяч фунтов. Впрочем, немного я заработал на акциях «Джипсам», и теперь на моем счету накопилось тысяч десять. Заложив квартиру, я мог получить еще двадцать тысяч. Но как выкупить дом за тридцать тысяч фунтов?
Наверно, нужно забыть о гордости и попытаться договориться с Маблторпом, подумал я. Я позвонил в «Хелмби-холл» и попросил еще раз принять меня. Мы встретились в том же кабинете, что и накануне. Я предложил Маблторпу продать мне дом за тридцать тысяч фунтов. Я сожалел об оскорбительном замечании, брошенном в его адрес днем раньше, но сегодня и лорд Маблторп был настроен более мирно. Быть может, мои слишком резкие слова подействовали на него благотворно.
- Тридцать пять тысяч, - сказал он. - Не меньше.
- Хорошо, тридцать пять, - согласился я и протянул руку.
Я надеялся, что деньги я где-нибудь найду. Маблторп вяло пожал мою руку. Наверно, мы оба вспомнили о дружбе, связывавшей наших отцов, и стыдились за вчерашнее. Мы расстались не друзьями, но и не врагами. Я рассказал о своих планах маме, и она осталась очень довольна. По ее настоянию я остался еще на два дня. После напряжения нескольких последних педель вынужденное безделье и смена обстановки пошли мне на пользу. Мне даже удалось более или менее забыть о моем положении в компании «Де Джонг». Менее успешными оказались попытки выбросить из головы Кэти. Иногда я вдруг задумывался, понравится ли ей Бартуэйт. Идиотская мысль! У меня не было ни малейшей надежды полагать, что она когда-либо увидит эти места. Я готов был рвать на себе волосы из-за того, что каким-то образом испортил то, что казалось началом очень прочной связи.
Еще мне нужно было занять где-то двадцать пять тысяч долларов. В принципе это было возможно. Через год-другой работы на рынке облигаций моя зарплата должна намного вырасти, тогда отдать долг не составит труда. Если только начатое Ассоциацией рынка ценных бумаг расследование не будет иметь последствий.
Мы сидели в комнате для совещаний нашей фирмы, где неделю назад меня допекал мистер Берриман из ассоциации. На полированном столе красного дерева стоял магнитофон. Хамилтон сел напротив меня.
Он позвонил мне и попросил приехать в понедельник к одиннадцати часам. Во мне пробудились прежние страхи. Если бы я был оправдан, то мне нужно было бы, как обычно, явиться на работу к половине восьмого.
Хамилтон был мрачен. Не склонный к многословию и в лучшие времена, на этот раз он отделался коротким;
- Хорошо провели отпуск?
Я что-то пробормотал в ответ, но он пропустил мои слова мимо ушей и сказал:
- Послушайте эти записи.
Я остолбенел. Я отчаянно пытался припомнить, не сболтнул ли я за последние два месяца что-то такое, что могли бы вменить мне в вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127