– Ради всего святого, Лэнс! Если бы я считал тебя предателем, то подумал бы, что ты подкупил свидетелей. Но все дело в том, что я так не думаю.
– Но ты обнаружил, что кто-то тайно работал против нас еще с тех времен, когда мы были в России. Это мог быть я.
Найджел пересек комнату и принялся ворошить кочергой угли в камине.
– Ужасно, не правда ли? Если Уиндхем не появится, то этот крайне странный поджог бросит тень подозрения на него.
– Я не хочу в это верить. – Лэнс вытащил свою табакерку и принялся разглядывать ее крышку.
– Тогда остается лишь надеяться, что скоро он ввалится сюда и с сонной улыбкой объявит, что провел ночь в борделе. Но понимаешь, перед тем, как он отправился в Лондон, я рассказал ему о своем открытии. Я сообщил об этом и тебе, и, разумеется, лорду Тренту. – Найджел отбросил кочергу, взял в руки заварочный чайник и выплеснул остывшую жидкость на угли. – Сначала нужно почистить эти проклятые дымоходы, а потом ожидать приличного огня.
Лэнс закашлялся от внезапно повалившего из камина дыма.
– Когда я сообщил Уиндхему новость, что ты сам приезжаешь в Париж, он, похоже, обрадовался.
Найджел поставил на место чайник.
– Ты хочешь сказать, что он не был похож на человека, впавшего в панику и пытающегося скрыть следы своего преступления в огне? Если бы Уиндхем был предателем, его трудно было бы раскрыть. Мы профессионалы, привыкшие скрывать свои истинные намерения. Хотя, Бог мой, это выглядит так неестественно.
– Но насколько хорошо мы знаем друг друга? – Лэнс опустил глаза, будто бы рассматривал свои тщательно отполированные ногти.
– Мне казалось, я знаю Уиндхема, – с оттенком насмешки произнес Найджел.
Лэнс посмотрел ему в глаза.
– Мне казалось, что я знаю тебя. Думал, для тебя будет невыносимо находиться в этом доме. Я с ужасом ждал твоей реакции. Однако после первого приступа раздражения ты ведешь себя так, словно это нисколько не беспокоит тебя. И это несмотря на то, что Катрин лежала на этой кушетке и смотрела в это самое окно. Вас связывало… – Он взглянул на Фрэнсис и умолк. Лицо его было белым как мел.
– Что связывало? – вкрадчивым голосом спросил Найджел. – Что тебе известно, Лэнс? Умоляю, не нужно щадить меня. Фрэнсис знает о Катрин, и если у нее нет желания слушать твой рассказ, то она может выйти из комнаты.
Наступившее молчание нарушил стук в дверь.
– Войдите, – поднял голову Найджел.
В комнату вошел слуга и поклонился.
– Месье Антуан? Вас просят спуститься в конюшню. Конюхи поссорились из-за лошадей.
Найджел поклонился Фрэнсис и Лэнсу, на лице его застыло насмешливое выражение.
– Как я уже говорил, мы живем на грани хаоса. Нельзя допускать ссор между слугами. Надеюсь, вы меня извините.
Лэнс закрыл лицо руками.
– Боже мой! Боже мой! Почему вы не можете как-нибудь повлиять на Риво? – Его длинные пальцы ухватили пряди белокурых волос. – Вы же его любовница, черт возьми! Неужто не в ваших силах вырвать его из этого ужасного… Проклятие! Возможно… после Фарнхерста… вы ненавидите его, и вам все равно?
Фрэнсис старалась держать себя в руках.
– Ужасного… чего, мистер Спенсер?
Лэнс вскочил с кресла и принялся рыться в сумке, которую принес с собой.
– Я привез это из Англии. Не знаю, зачем я это сделал. Мне следовало сжечь их.
Он протянул стопку бумаг Фрэнсис. Она взяла один листок. На грубой гравюре были изображены несколько человек, мужчин и женщин. В первое мгновение она ничего не поняла, но постепенно до нее дошел смысл рисунка. Она взглянула на следующий листок. «Развлечения маркиза, или Они все делают это». На этот раз среди мужских и женских фигур был осел.
Она подняла глаза на Лэнса:
– Но это же неправда.
– Неправда? А откуда вы знаете? Вам известно, куда он уходит, когда его нет с вами?
Фрэнсис села и принялась рассматривать следующий листок. «Лорд N и мисс N, или Искушение девственницы». На нее с издевкой смотрели сплетенные в любовных объятиях фигурки – грубая пародия на изображения в священных храмах Индии.
– Конечно, нет. Найджел говорил, что ходит к Бетти или в какой-то боксерский клуб.
Лэнс принялся собирать листки. Он с яростью скомкал их и сунул в камин.
– Я не говорю, что тут все правда – эта мисс Ривер, например, – хотя об этой истории говорил весь Лондон. Но ведь действительно существуют тайные клубы, в которых практикуются подобные мерзости. Считается, что Риво состоит членом большинства из них. Его уже почти не принимают в обществе.
– Из-за всей этой нелепицы? – недоверчиво спросила она.
– Нелепицы? Ради всего святого! Большинство людей испытывают отвращение к подобной испорченности. Или вы хотите сказать, что не верите всему этому? Думаете, он стал бы объектом такой ужасной клеветы, если бы вел жизнь святого?
Фрэнсис смотрела на скомканные Лэнсом листки.
– Итак, он ищет отдохновения с куртизанками или другими мужчинами. Это совершенно естественно. Это одно из проявлений Камы – радости плотской любви.
Лэнс посмотрел на нее так, будто у нее внезапно выросли две головы.
– Любви? Но ведь любовь – самое чистое из человеческих чувств! Как вы могли назвать этим словом подобные мерзости? Любовь – это то, что Риво испытывал к Катрин. Если бы вы видели их вместе… – Он упал на одно колено и склонил голову перед камином, как перед алтарем. – Когда Катрин умерла, в нем что-то сломалось. Все его друзья видели это. Он пытался забыть ее, погружаясь в пучину беспутства и порока. Но это погубит его.
Он высек искру и поджег бумаги. Повалил дым, и Лэнс закашлялся.
В комнате стояло зловоние. Фрэнсис подошла к окну и распахнула его. Почему же он пощадил ее в Фарнхерсте – даже полубезумный от яда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121