в Калькутте, Москве, Лондоне, – что вся наша цивилизация – сплошной хаос.
Найджел рассмеялся:
– Вероятно, поэтому мне нравится математика. Она единственная предполагает некоторую определенность. Уравнения прекрасно освежают после общения с людьми. Человеческие отношения по большей части представляют собой хаос и неразбериху.
– Включая личные, – сухо добавила она.
– Особенно личные, – усмехнулся Найджел.
День клонился к вечеру. Красноватые лучи заходящего солнца легли полосами на потолок, сделав его похожим на грудку дятла. Найджел лежал на подушках, медленно разминая еще болевшие мышцы. Мальчишкой он точно так же лежал под открытым небом и смотрел на парящих в вышине птиц. Теперь такая безмятежность и покой казались ему недостижимыми. Фрэнсис в смятении бродила по кухне, бесцельно переставляя блестящие медные кастрюли и доставая ложки только для того, чтобы тут же положить их на место. Он остро ощущал ее присутствие, как чувствовал свое ноющее тело.
– А что было до Катрин?
Он взглянул на нее из-под опущенных ресниц и улыбнулся.
– Ты имеешь в виду мои отношения с женщинами? Масса удовольствий. Распутником в Лондоне быть очень приятно.
– А ты был распутником?
Ее нежное ухо напоминало сердцевину ириса.
– О да. Но я надеюсь, ты поверишь, что я никогда не был легкомысленным или порочным. Я принципиально имел дело только с замужними женщинами.
– Так же себя ведут женщины-куртизанки по отношению к мужчинам.
Он обрадовался отсутствию у нее притворной стыдливости и ответил ей в тон:
– Правда, мне не платили.
Она поправляла что-то в своем костюме, разглаживая вышитый конец пояса.
– И кроме того, ты содержал любовницу?
– Конечно. А иногда и не одну.
Фрэнсис подняла на него глаза, в которых читалась боль.
– Две дамы в одной постели?
Он озорно улыбнулся ей.
– Почему только две? Правда, это было несколько… скажем, сложновато. К сожалению, независимо от количества женщин самая главная часть меня принадлежала одной.
Она прикрыла рот чадрой, но глаза ее сверкнули.
– Ты имеешь в виду, конечно, сердце.
– Нет. Язык, – ответил он, стараясь сохранить невозмутимый вид. – Я всегда старался, насколько это было возможно, не впутывать в это дело сердце.
Фрэнсис расхохоталась и опустила чадру.
– Это единственное, чему нас не учили во дворце.
Ее смех жаркой волной отозвался во всем его теле.
– А как насчет языка?
– О нет! – весело воскликнула она. – О языке мы знаем все. Мне казалось, ты должен был это заметить.
– Я заметил, – кивнул он и не удержался от следующего вопроса. Ему действительно было любопытно. – А чему еще ты научилась?
На этот раз пришла ее очередь усмехнуться.
– Кроме умения дрессировать птиц и украшать колесницы цветами? Ладно, сейчас расскажу: мужчина может быть похож на зайца, быка или жеребца…
– А я на кого похож?
Она покраснела и присела на край стола.
– На жеребца, конечно!
Найджел мучительно хотел ее.
– А еще что?
– Что разновидностей любовных объятий больше, чем звезд на небе. Нам рассказывали о вздохах, стонах…
– И о частях тела, чувствительных к царапинам?
Ее веки опустились, но уголки рта были слегка приподняты, как у ребенка, которому дали конфету.
– А еще там были картины.
– Картины?
– Да, рисунки и картины. Сначала я ужаснулась, но это была лишь первая реакция. Потом, придя в себя, я поняла, что они прекрасны. Мы, англичане, стесняемся своего тела, не правда ли? Ребенком я не видела ни одного мужчины, которого одежда не покрывала бы с головы до пят, да и женщины тоже. Я даже купалась в рубашке, чтобы не видеть себя. – Она изящным, как взмах крыла, движением откинула волосы со лба и хихикнула. – Если бы однажды в Индии я не увидела, как отец закатывает рукава рубашки, то не знала бы, что у мужчин растут волосы на руках!
– Или в других, более интересных местах!
Она откликнулась на его шутливый тон. Поставив локти на стол, Фрэнсис сплела пальцы и кокетливо взглянула на него сквозь них.
– А разве есть более интересные места?
Он перевернулся на бок и подпер щеку ладонью. Как страстно он желал ее!
– Думаю, да. А ты? Хотя я люблю твои руки.
Фрэнсис протянула их ему. Тонкие запястья просвечивали сквозь нежную кожу.
– Мои руки?
Он рискнул, зная, что она может отказать ему, что все только усложнится, но у него больше не было сил сдерживать себя.
– И твою талию, бедра, маленькие ямочки на ягодицах. Позволь мне любить тебя, Фрэнсис.
Если бы она не знала, что утром он может умереть, то отказала бы ему. Несмотря на собственное желание, она понимала, что это ошибка, что он попытается поработить ее при помощи чувств, заключить в плен страсти, чтобы она не смогла уйти, освободиться от него, и тогда он сделает ее своей наложницей.
Взгляд его черных, горящих желанием глаз был прикован к ней. Несмотря на опасения и дурные предчувствия, ее тело ответило на его призыв. Простая честность заставила ее встать и подойти к нему. Он лежал совершенно неподвижно, как каменная статуя, только ноздри его трепетали, а глаза блестели, подобно лунному свету на поверхности воды. Охваченная смущением, Фрэнсис опустила чадру и сняла комнатные туфли. С какой-то странной стыдливостью она развязала узел расшитого пояса, и он, как змея, скользнул на пол к ее ногам.
Найджел задержал дыхание, а затем шумно выдохнул.
Ее шелковые одежды одна за другой падали на пол, скользя по пылающим бедрам и грудой ложась у ее ног. Пальцы ее ног скрылись под легкой тканью. Вереница маленьких лошадей скакала по шелковым холмам, вышитые звезды светили с муслинового Млечного Пути. Фрэнсис стояла перед ним совершенно обнаженная, не прикрывшись даже волосами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121